Костер для сверчка - [40]

Одним из ряженых был «очкарик». Переодетый, он утерял индивидуальность и стал безымянной куклой, участвующей в каком-то нелепом представлении. Незаметное появление Валерика пришлось в самый разгар выступления высокого малиновомундирника, которого выдавала знакомая плешь.

— ... сделано многое. И сделано ничтожно мало.

Прочие собеседники отреагировали без досады:

— Чего еще ждем?

— Пора, пора, товарищи, заняться основным объектом.

— ... чушь! Какова вероятность успеха?

Плешивый высоко поднял руку. Язычки огня на свечах метнулись в разные стороны.

— Вероятность стопроцентная. Наши люди консультировались с лучшими специалистами. Видите ли, товарищи, я не разбираюсь в разной там анатомии — физиологии, в белках, сахарах и углеводах. Мне это ни к чему... — В комнате одобрительно посмеялись.

— ... Но спецам можно верить. До определенной степени... До определенной степени. Тут уж, — как говорится, — доверяй, хотя и ...проверяй. Ответственно заявляю, никто из мозгачей — ученых ни слухом, ни духом не подозревает о настоящей цели заданных нами вопросов. Сидящий слева от стола чернявый привлек к себе внимание коллег:

— А нельзя ли консультантов несколько... э-э-э, проигнорировать, что ли? Во избежание... на будущее, э-э-э?

Плешивый незнакомец помотал головой.

Заверил:

— До сего дня такой необходимости не было. А впрочем стоит подумать. Береженого бог бережет. И так... Результат получается весьма обнадеживающий. Я не стану зачитывать, слово в слово, ученую муру. Доложу кратко, по существу. Нам достаточно иметь всего-навсего одну клетку. Его, к примеру, костные ткани, и он возродится; как... как птица Феникс.

Каламбур имел успех. От гогота, хихиканья, ржанья перегретый густо-красный воздух заколебался и выплеснулся в коридор. Затопил ноги стоящего за углом Валерика до колен.

— В одной — единственной Его клетке содержатся все необходимые для восстановления личности сведения, иначе говоря, имеется полная информация, потребная для реконструкции его организма.

— Он будет помнить все, что было с Ним в прошлом? — тройка слушателей напряглась. И получив успокоительный ответ, расслабилась вновь.

— Будет. Будет. Но не исключаются отдельные подчистки памяти... В разумных пределах, конечно.

Самый полный из сидящих за столом, мокрый от обильного пота, тактично переменил тему:

— А каковы успехи по вербовке «воскресителя»? Лично я сомневаюсь, что ваш Пархомцев согласится пожертвовать собой ради Идеи. — Скорбно вздохнул. — Нынешняя молодежь не любит жертвенности. Высокие чувства для нее — пустой звук. Вам удалось полностью изолировать Пархомцева?

Незнакомец поднялся. Стал расхаживать взад-вперед. Слушатели провожали его глазами. Сейчас, когда они согласно крутили шеями, трое ряженых здорово напоминали галчат, ожидающих корма. Невольный свидетель загадочного обряда потешался про себя. А «очкарик» продолжал:

— Из близких родственников Пархомцева в живых осталась только прабабка. Друзей-приятелей у него, — Валерик навострил уши, — двое. Обоих мы держим под контролем.

— «Сука»! — скрывающийся в темноте парень сжал кулаки.

А толстяк не унимался:

— Нам понравился способ, с помощью которого вы в свое время устранили (простите, у нас здесь все свои, и я позволю себе точные формулировки) папашу будущего воскресителя. Надеюсь, что и в дальнейшем...

— Вы надеетесь! Думаете мне легко? Да, отец Пархомцева был, по счастью, старомоден. А сейчас? Кто ныне стыдится за своих отцов?! Кто, тем более, умирает позором родителей, где они — совето-послушные потомки?..

Незнакомец морализовал минут десять. Разглагольствовать он мог до бесконечности. Приличествующая его внешности манера держать себя покинула любителя хромовых сапог.

Закрывшись белой полумаской, ой словно обрел настоящее лицо — лицо цинично-назидающего ментора.

Слушать пустые сентенции надоело. Потрепаться Валерик уважал сам, а от чужих нравоучений его тошнило. Декламаторство плешивого оратора отдавало школьными годами. От такого можно было сбеситься.

Шли минуты за минутами, ноги Валерика медленно чугунели. Травмированная коленная чашечка ощущалась горячей гирей. А из красной комнаты сыпались и сыпались напыщенные, придуманные горячечным воображением слова.

— ... пусть тело Его, крадучись; вынесли из отведенного историей места. Пусть обратили в прах. Пусть замуровали под камнем. Он восстанет из праха и одолеет врагов, ибо он вечен, как нетленна Идея, создавшая Его...

«Никак они молятся?» Человек во тьме коридора опустился на корточки. С трудом удержался от стона — стрельнуло занемевшее колено.

— ... Вождь с нами! — глава собрания замолчал. В следующее мгновение Валерик содрогнулся: в наступившей тишине явственно прозвучал хруст раздавленного стекла под сто каблуками. Только теперь он разглядел, что каменный пол коридора не был чистым, поверх пыльного слоя валялись клочья старых бумаг, колотые электролампочки, тряпичные лоскуты...

Он выпрямился, и вовремя. В помещении со свечами поднялась легкая паника. Не оставалось, сомнений, что предательский хруст услышали. Толстяк завизжал первым:

— Там кто-то есть!

На площади ряженых раздались щелчки, ранее не имевший дела с оружием, Валерик не то подсознанием, не то посредством какого-то, доселе дремавшего в нем, органа проникся — взводились курки.