Коснись зари - [90]

Слезы хлынули из глаз Абигайль.

— Очень тяжело, дорогая: Пепе говорит, что пуля прошла рядом с позвоночником. Он собирается удалить ее, но не уверен, что у него получится.

Хеллер в отчаянии повернулась к Лино:

— Позвольте мне пойти к нему! Он нуждается во мне, я знаю это и хочу помочь ему пройти через все трудности.

Однако выражение глаз Лино оставалось холодным и безжалостным.

— Бы ошибаетесь, он не нуждается в вас. С ним сейчас Елена, и этого достаточно. Возвращайтесь в Эльдорадо и не забудьте захватить с собой вашу тетю.

— Но как я могу вернуться туда? — Хеллер сжалась от страха. — Мейджер убьет меня!

— Вы его доверенное лицо — зачем ему убивать вас?

— Доверенное? Я? — Голос начал отказывать ей. Она закрыла лицо руками и несколько секунд собиралась с силами, чтобы сделать еще одну попытку. — По крайней мере позвольте мне остаться и узнать, выживет он или нет. Я не буду тревожить его, клянусь, но не заставляйте меня оставаться в неведении. Поверьте, я не перенесу этого. Всего лишь знать — больше я никогда и ни о чем вас не попрошу, но умоляю, дайте мне такую возможность.

Недовольно поджав губы, Лино нехотя кивнул.

— Ладно, вы можете пока остаться, но даже не пытайтесь увидеть Хоакина. Надеюсь, вам ясно? — Прежде чем она смогла ответить, он повернулся и зашагал прочь.

Приведя Хеллер в один из залов пещеры, Абигайль усадила ее на соломенный тюфяк и, умыв ей лицо, стала осторожно расчесывать спутанные волосы племянницы.

— Ты не хочешь рассказать мне, что все-таки случилось? — осторожно спросила она. — Гордон причинил тебе боль? Он… — Старушка отвернулась, очевидно, не в состоянии произнести страшное слово.

Хеллер равнодушно покачала головой:

— Нет, тетушка, он не приставал ко мне.

Абигайль вздохнула и коснулась рукой щеки Хеллер.

— Но что же он сделал, дорогая? Как он обидел тебя?

Отстранившись, Хеллер потянула вверх грязную ночную рубашку.

— Вот что он сделал! — Она повернулась к тетушке спиной.

У Абигайль на мгновение прервалось дыхание. Придя в себя, она осторожно протянула руку и коснулась кончиками пальцев израненной кожи Хеллер.

— Боже, бедное дитя!

Прижимая ночную рубашку к груди, Хеллер повернулась и увидела лицо Абигайль, бледное как полотно.

— Пожалуйста, тетушка, умоляю тебя — ты никому не должна говорить об этом.

— Но, Хеллер…

— Нет! Ты не должна. У меня есть свои причины, чтобы просить тебя об этом.

Абигайль неохотно кивнула и направилась в другой зал пещеры в поисках еще одного одеяла.

Только теперь у Хеллер появилась возможность спокойно взглянуть на все, что случилось с ней в последнее время. Какой же она была наивной дурой, полагая, что сможет перехитрить Сэма Мердока — человека, зарабатывавшего на жизнь выслеживанием и убийством других людей. Если бы только она внимательнее послушала то, что говорили о нем Хоакин и Лино, возможно, ей бы не пришло в голову доказывать свою полезность и оказывать помощь Хоакину именно таким образом.

Но никто вовремя ее не остановил, и в результате она помогла завлечь Хоакина в ловушку.

Мороз пробежал у нее по коже. Есть некоторые вещи, которые нельзя оправдать, нельзя исправить и нельзя простить. Да и зачем прощать, ведь у него есть Елена. Лино сказал, что Хоакин нуждается именно в ней, а уж он-то знал Хоакина лучше всех. Человек должен быть слепым, чтобы не видеть, насколько Елена любит Хоакина, и эта любовь не кончается в течение более чем двух десятилетий. Она прошла с ним лучшие и худшие времена, она была с ним, когда его ранили, и потом, когда ему нужно было поговорить с кем-то, когда он был одинок. А самое главное — она была с ним сейчас.

Ирония заключалась в том, что Елена Вальдес любила Хоакина так же, как он любил свою жену Роситу.

Хеллер надела ночную рубашку и укрылась теплым одеялом Абигайль. Как же много событий произошло с того момента, когда она, приехав в Сан-Франциско, вышла из вагона поезда в ликующую толпу! Если бы она могла повернуть стрелки часов обратно… скольких ошибок можно было бы избежать. Зная то, что знает сейчас, она бросила бы вызов Элизабет Пенниуорт и доказала бы ей, что нет ничего позорного в ее рождении вне брака. Если бы мать и Джеральд Пейтон поженились, она родилась бы и выросла в Бостоне. А вот теперь и для нее самой роль одинокой матери замаячила на горизонте.

Когда она подумала о будущем младенце, у нее отлегло от сердца. Теперь у нее не было никаких сомнений — его отцом являлся Хоакин, а не Лютер Мейджер. Вот только сам отец никогда не узнает о ребенке, которого зачал.

Терзаясь сомнениями, Хеллер долго ворочалась с боку на бок, пока наконец не провалилась в глубокий, беспокойный сон.

Проснулась она только в полдень следующего дня. Около нее, скрестив ноги и монотонно напевая, сидел Пепе. Заметив, что Хеллер открыла глаза, он перестал петь.

Внезапно ей в голову пришла страшная мысль.

— Хоакин… умер?

— Нет-нет, он жив, но пуля засела очень глубоко, и из него вытекло много крови. — Пепе огорченно покачал головой.

Следующие четыре дня оказались больше похожи на пытку. Пепе не приходил, и никто не разговаривал ни с ней, ни с Абигайль о состоянии здоровья Хоакина. По-видимому, все шло к худшему. Он умирал.