Космология Эроса - [4]

«Кроме меня, присутствовали Георге, Вольфскель и его (Шулера) мать. Представлялось все так: помогала и обслуживала приглашенных Шулером его старенькая мать. В самой хорошей, но не очень вместительной комнате достаточно скромная продолговатая доска, которую накрывают роскошными яствами. Свет свечей и римского трехфитильного светильника. Перед ними на металлическом цоколе копия адоранта. За ней лавр и другая зелень. Вокруг каждой тарелки венок из благоухающих цветов; чувствуется аромат ладана. После трапезы он (Шулер) начинает зачитывать наиболее сильные фрагменты, постепенно усиливая могущественный пафос. Это создает, я полагаю, магическое поле, сплачивающее все родственное, изгоняющее и отталкивающее все чуждое. Старая мать оседает; Вольфскель невосприимчив в психическом и духовном плане. Он пытается подключиться и раствориться со всеми. Его жена сидит безучастно, так как для нее это „слишком возвышенно". Георге еле-еле справляется с растущим возбуждением. Бледнея, он встает за его стул. Кажется, он не понимает, что происходит. Духовное напряжение становится невыносимым. Никто не слышит точно, что возвещает Шулер. Однако из грохота его голоса растет вулкан, который выбрасывает раскаленную лаву, а из жара лавы растут багровые картины, отдаляющие сознание и лишающие его. Когда это заканчивается, точнее, как это заканчивается, сложно понять, что это было. Этого не знает никто. В это время он держит в руке подготовленный букет: по одному лоскуту от венков, которые разорвал Шулер, чтобы подарить гостям на прощание. Внезапно я оказываюсь вместе с Георге на ночной улице. Только там я беру себя в руки: “Это безумие! Я не вынесу этого. Что Вы сделали, чтобы заманить меня туда? Это безумие! Верните меня обратно! Верните меня обратно в трактир к честным гражданам, где совершенно обычные люди курят сигары и пьют пиво! Я не вынесу этого!”».

В мюнхенско-швабингском кружке космистов, кроме самого Шулера, постоянно состояли Клагес, Дерлет, Георге, Вольфскель, а позже и графиня фон Ревентлов. В различное время в нем бывали самые разные люди, например, «солнечный мальчик» Родерик Хух, который назвал Шулера «тайной душой космоса». Члены этого кружка, как правило, встречались в доме Вольфскеля. Возможно, причиной этого была обильная финансовая поддержка, которую получал Вольфскель от своего отца. Великолепное по стилистике, самоироничное изложение этого периода своей жизни дала отвергнутая всеми аристократами графиня фон Ревентлов в своем романе «Записки дам и господ». Родерик Хух, восхищавший многих своей молодостью и красотой, писал о немецкой богеме тех лет. «В действительности Швабинг был пестрой колыбелью изменения мира. Космисты сплотились вокруг Клагеса и Шулера, нигилисты — вокруг Ленина (тогда тоже жителя Швабинга). Это хороший пример двух источников реновации жизни на совершенно противоположной базе, которые, однако, сходились в одном: воле к уничтожению материалистического мещанского порядка того времени».

В случае с Людвигом Клагесом принципиальное значение имели его дружеские отношения с Альфредом Шулером. Эти отношения были настолько судьбоносными, что их иногда даже демонизировали. Шулера считали последним немецким катаром, так как именно он ясно воспринял в своих произведениях традицию французских гностиков и альбигойцев, да к тому же, в отличие от многочисленных представителей неогностицизма, он действительно верил в то, чему учил. Людвиг Кла-гес, которому Шулер жаловался, что его высасывает какой-то вампир, повсюду рекламировал влияние катаров на произведения своего друга.

Тот же Клагес сообщал следующее о подготовке к серии докладов о сущности Рима, «вечного города»: «Я превратил мое участие в добычу материала (например, о стоиках) и повторному изучению каждого доклада». В своих докладах Шулер непосредственно обращался к гностическому «Евангелию от египтян». «Я заканчиваю это рассмотрение несколькими местами из так называемого “Евангелия от египтян”, которое, перемещенное в этот круг идей, обретает новое значение. Иисуса спросили, когда придет его царство, он ответил: “Когда два станет одним, а внешнее (то есть смесь субстанций в теле) станет внутренним (смесью субстанций в свете), но не будет ни мужским, ни женским”. После этого последовала ссылка на три вида бесполости, приведенные в Евангелии от Матфея: “Он же сказал им: не все вмещает слово сие, но кому дано; ибо есть скопцы, которые из чрева материнского родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сами себе сделались скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит”».

С другой стороны, дружбу Шулера и Клагеса описывали как «романтическую суматоху». Альфред Шулер был полон странных и гениальных идей. Он планировал вырвать Фридриха Ницше из «пут безумия», для чего планировал провести особый обряд — ночной танец корибантов. Особым увлечением Альфреда Шулера была история Римской империи позднего периода. При этом он полагал, что Германия была страной, которая лишилась традиций. Подобно многим баварским мистикам (семейству фон Ревентловых в частности), Шулер считал, что протестантизм стал победой иудео-христианского элемента над остатками язычества, которые все-таки можно было обнаружить в немецком католицизме. Шулера можно было бы назвать нигилистом, но это было бы неточным и неверным по сути, он создавал свое собственное мировоззрение, которое сам же подвергал критическому анализу. Один из очевидцев вспоминал: «Он изобрел своих собственных божеств, которых никогда не было, и крестил во имя них». В своем предисловии к изданию «Фрагментов и лекций» Альфреда Шулера Людвиг Клагес заявлял о неприятии как гностического, так и научного путей познания. Гностицизм был ориентирован на знания, которые нельзя было изучить, но только быть им душевно сопричастным. Чтобы это случилось, надо было задействовать символы. Однако каждая гностическая школа обладала собственным набором инструментов и обладала уникальной двойственностью. Как раз в вопросах трактовки знаков и символов языческий и христианский Гнозис очень сильно отличались друг от друга. Например, высоко чтимое язычниками «сердце Земли» у христиан воспринималось как преисподняя. Вместе с тем именно у Альфреда Шулера Клагес почерпнул мысль, которая позже легла в основу практически всех его философских разработок. Дух и душа не только не одно и то же, но и антагонисты. Душа устремлена к открытой жизни, а Дух ориентирован на замкнутое существование. Символами открытой жизни Шулер считал «вихрь» и «свастику» — о них он даже планировал написать отдельное диссертационное исследование. Однако в конечном итоге они стали аллегориями издаваемого Стефаном Георге журнала «Вестник искусства». Именно по этой причине Альфред Шулер неоднократно обвинялся если не в связях с национал-социалистами, то по меньшей мере в том, что был их мистическим вдохновителем. Есть легенда, что на лекции Шулера, посвященные «вечному городу» Риму, как-то пришел тогда еще малоизвестный кому-то Адольф Гитлер. Сами лекции проходили в доме известного своими националистическими убеждениями издателя Хуго Брукмана. Но если отвлечься от исторических легенд и обратиться к проблеме «открытой жизни», то Шулер понимал ее как опыт общения с умершими как с живыми, то есть в рамках отдельно взятого человека (при условии «открытой жизни») не было противопоставления жизни и смерти. В одной из своих лекций, посвященных «домам жизни», Шулер заявлял: «Почему квинтэссенцией жизни становится царство мертвых? Это не так! Лишь мертвые могут быть квинтэссенцией жизни». Отголоски этой смелой мысли можно обнаружить во многих работах Людвига Клагеса, в частности в приведенном в данном издании «Космогоническом Эросе». Вместе с тем он все-таки указывал на различия во взглядах с Шулером. Например, он не понимал страстного желания возвращения канувших в прошлое исторических эпох. По мнению Клагеса, это были тщетные и бессмысленные надежды. В одном из писем Клагес открыто заявляет: «Шулер хочет воссоздать реликвии прошлого и вернуть жизнь архаическим символам, но жизнь никогда не повторяется в одних и тех же формах». Альфред Шулер умер в 1923 году, и Людвиг Клагес, невзирая на различия в воззрениях, взял на себя работу по обобщению опыта умершего друга. На это ушло семнадцать лет. Лишь в 1940 году по инициативе и при активном участии Клагеса было издано нечто вроде собрания сочинений Альфреда Шулера.