Космогонические мифы - [30]

Этот контраст формулируется по-разному. Сначала имеются две одинаковые фигуры. Затем, как, например, в африканских сказках о Кадифукке и Мкулу, где оба утверждают, что они создали себя сами, и подвергают испытанию силы друг друга, доказывается, что оба одинаково сильны, и ни один не может уничтожить другого — Мкулу пытается уничтожить Кадифукке, но не может. Они сравнительно одинаковые творцы, но:

1. Один более активный, другой более пассивный.

2. Одни знает больше, другой знает меньше.

3. Один более человекоподобен, другой менее человекоподобен.

4. Один предстает в образе сына, другой — отца.

5. Один скорее мужчина, другой скорее женщина.

6. Один добрый, другой злой.

7. Один обращается к жизни, другой обращается к смерти.

1. Это лишь относительное различие; согласно мифу о Лисе и Койоте — один спит, а другой действует.

2. В южно-африканском мифе, к примеру, говорится, что Райру, сын, знал больше, чем его отец, Кару, и это стало причиной, по которой отец пытался его уничтожить.

3. Один более человекоподобен, другой менее человекоподобен. Мы видим это в мифе эскимосов, где воробей на протяжении всей истории не имел никаких человеческих признаков, в то время как Ворон является человеком, который лишь временно принимает облик ворона.

4. Тот, что более активный, имеет образ сына, а другой, наоборот, образ отца — еще одна дифференциация, которую можно встретить в африканских и южно-американских мифах.

5. Контраст мужское-женское будет одной из конечных дифференциаций, но я собираюсь уделить этому особую главу.

6. Контраст добрый-злой может проявляться в разной степени. К примеру, в мифе ирокезов, в мифе о Нколе и Фиди Мкулу, а также в некоторых других мифах он может стать действительно масштабным. Интересно, что в одном из африканских мифов тот, кто является сыном, позже становится злым, хотя вначале оба были добрыми.

7. Один становится богом живых, другой — богом мертвых.

Один является частью относительно более человеческого аспекта божественной природы, другой менее человеческого. Когда я говорю об образе сына и образе отца, то не следует думать, что сын возник позже отца, поскольку отец и сын, как однозначно показано в мифе, существуют одновременно; поэтому не стоит думать, что отец начал существовать раньше, а сын позже. Различие, которое подразумевалось, выражено тем фактом, что если рассмотреть ряд, к которому принадлежит тип сына или человека, то все эти характеристики показывают стремление к творению человеческого сознания — активная деятельность, рост знания, ставка на доброе против злого, более человеческое и творческое начало. Поэтому если мы вернемся к нашему рисунку, то одна часть будет характеризовать стремление к сознанию, а другая, пассивная, та, что знает меньше, злая, образ отца, менее человекоподобная, будет предсознательной целостностью, взятой отдельно. Отец и сын находятся в родстве по тому признаку, что каким-то образом один появился из другого, но, в действительности, согласно некоторым мифам, каждый создал себя сам, и оба существуют вместе всегда с самого начала.

Здесь появляются трудности, но люди, которые имеют некоторое теологическое образование, сразу увидят, что такой же тип архетипической констелляции можно найти в христианском учении о Христе в качестве Слова, которое с самого начала отождествлялось с Богом и служило ему, так сказать, как инструмент творения. Христос, в качестве вечного Слова, инструмент творения. Христос, в качестве вечного Слова, возник задолго до своего появления на земле в качестве Сына, и уже был в мироздании и даже являлся творческой активностью Отца. Следовательно, в христианской мифологии Логоса мы можем узнать структуру той же архетипической констелляции, которая присутствует в примитивных мифах. По-моему, все они пытаются описать посредством символов тайну — которую мы никогда не будем способны открыть — почему существует сознание, и почему сознание отделилось от бессознательного, или всегда было с тем, что мы сейчас зовем бессознательным, и всегда существовало в нем. Можно только сказать, что в каждом человеке мы сталкиваемся с одним и тем же фактом, а именно, с предсознательной целостностью, в которой все уже заключено, включая сознание, но, в тоже время, и что-то вроде активного стремления к обустраиванию обособленного сознания, которое затем иногда возвращается обратно к предсознательной целостности и говорит: «Я не был создан тобой; я сам себя сделал». Это показано в африканском мифе, где Фиди Мкулу и Кадифукке или Нколе спорили о том, кто сам себя сделал, и спор так ничем и не завершился.

Таким образом, пытаться обсуждать, что было первым, сознание или бессознательное, все равно что спорить о том, что было первым, курица или яйцо. На самом деле, если делать краткий обзор разных мифов, то оба совершают относительно синхронное появление.

До тех пор, пока нет сознания, нет никакого смысла в слове бессознательное, такого просто не существует! Поэтому, как только мы начинаем говорить о феномене сознания, то формулируем контр-аспект, бессознательное. По существу, они являются одновременно возникшими феноменами, которые не возникли друг из друга в ходе времени, но существовали с самого начала в качестве двух равных стремлений в психическом. Кроме того, мифы, в которых два творца сравнительно равны, и которые просто спорят о том, кто был первым, без намека на этику в своем споре, появились в примитивных племенах. Подобные истории также имеют характерный оттенок туманности и неясности, как, к примеру, в рассказе, в котором Лис плывет в воображаемой лодке по океану, а затем сотворяет мир из волос, которые собрал с тела. В племенах с большим культурным развитием наблюдается стремление создания мифов, в которых фигура сознания обладает положительными и добрыми чертами, в то время как другая фигура описывается отрицательной и разрушительной. Элемент этики, который входит не в каждую сказку, но появляется лишь на определенном этапе культурного развития, как мне кажется, отображает более