Космическое мироздание. Неоник-миры. Start-trips - [10]

– Не будем, я – девочка! – не выдержала его напора и сердито всё разъяснила одним махом, надув губки на его хамство, Катенька. – И вообще, как тебе не стыдно, Открывашка? Мы знакомы с тобой первый день, а ты говоришь такие слова и всякие гадости?!

– А чего же тут ждать! – искренне удивился хохломской девиант. – Ебаться обоим-то хочется, у всех всё стоит так, что не до прелюдии. Сунуть тебе?

– Что… стоит? – неуверенно заинтересовалась Катюша, почувствовав вдруг, что трусы на ней под халатиком заново предательски мокрые.

– Да вот что стоит… – деревянный человечек крайне непристойно заковырялся в мотне своих бирюзовых шортиков. – Вот – побратим-открывашка мой! Как мыслишь – без смазки войдёт?

И он с гордостью уставил на Катеньку из-под своего живота точную копию её родимой открывачки, которую полтора часа назад она со всей осторожностью, но очень усердно запихивала себе в пизду… Этот небольшой деревянный хуй покачивался под животом ухмыляющегося во весь буратинский свой рот Открывашки, а под стволом ещё были подвешены два цветастые в тон хозяину киндер-сюрприза – его шоколадные яйца.

– Нет! – в последний раз строго предупредила своего баламута-гостя Катюша.

– Нет, так нет… – спрыгивая со стола и отвинчивая крышку с тюбика детского крема, проговорил деловито-озабоченно Открывашка. – Тогда смажем, конечное… Смажем и сможем, так ведь?

От его бесцеремонной нахрапистости у Катюши вспотели коленки. Она ещё пыталась отталкиваться от прущего к ней между ног малыша-Открывашки, но он всё более уверенно брался за жопу её, мял халатик и в конце концов порвал на письке трусы.

– Ах! – Катенька с ужасом взирала на то, как фигуристая с загогулиной на конце деревяшка медленно влазит в её голые волосатые губки.

– Ах-ах-ах… – затихающим эхом исполнен сочувствия ей вторил наглец-Открывашка, просовывая всё дальше и дальше, на самую глубь своего деревянного родственника. – Добрало? Дёна дно?

Со вздымающейся от дыхания грудью Катенька замерла, прикрыв до половины глаза и наблюдая, как начал шевелиться, потихоньку убыстряясь, в ней стержень-деревяшка туда и обратно. В животике всё согревалось так, будто в ней находилось что-то действительно мягкое и живое…

– Вот и целка, и ебём… Вот ведь – целка, а ебём… Вот, глянь… – завёл бесконечную прибаутку в лад покачиваниям своим в ней Открывашка, и Катюша обессиленно распустилась вовсе: широко, до предела, раздвинула пухлые свои коленки, подвинулась всею задницей на самый край дивана, и распахнула гостеприимно домашний халат…

А как стал добирать целенаправленным упорством своим Открывашка до того, что небо стало сворачиваться в бедну овечку, так Катюша ещё и хватилась ладонями за него, прямо за булки его небольшие поджаро-деревянные ходящие ей в пизду ходуном. Захорошело Катеньке всё вокруг, яйца-сюрприз шоколадные прямо в жопу мягко стучат, деревяшка под сердцем всё пробует, да стыдно со вкусом чавкает натяжка-пизда. Тут Катюша больше не вынесла, заегозила-задёргалась тазом по расшевелившей вдрызг её деревяшке, застенала протяжно, окончила…

– Вот и вскупорил! – довольный стоял между ног её непонятный-смешной весь в чудесных цветах. – А говоришь не ебёшься по пятницам! Приятельницам своим то напой…

Деловито покачивал ещё, но уже вмедленную доставал из отверстия целки деревянный свой струк.

– Завтра тоже приду! Здесь вот потрёшь… – предупредил всё улаживающую дыхание Катеньку, указывая себе на конец. – Поиграемса?.. Ну пока… Закрой глаза, открой рот!

И едва Катенька успела моргнуть – исчез. Смотрит Катенька – лежит среди кипы старых газет на столе открывачка обычная самая. Правда, мокрая-скользкая до того, что пришлось срочно в ванну нести – отмывать.

А так ничего: каких-то через полчаса были встречены родители сосредоточенным не в меру Бермуддом, запросившим сразу же себе дополнительный пай колбасы; а за уроками сидела само-приличница Катюша Винтовкина в меру украшенная румянцем от прилежания в грядущих школьно-научных успехах…

-------*-------

Часть используемых произведением иллюстраций документальна...

Love's Ocean. Смегма

Круче ветра заложенный риф подвёл кцелестремительный галлс капитана корвета «Sun/Caster Lan Ka», и без сна проведённая ночь владельца борта лишь отнесла далеко к востоку от них опасные зубы подводных скал океанской Горгиппии. Корабельный компас был в полном согласии с дующимся на корме в оборванном настроении юнгой и показывал истинно чёрт-те что. Левым бортом шёл мирный атол Свободы и Нежности со своими солнечно-прекрасными и в силу самых разных причин неприступными полубухтами и лагунами. Поэтому Курт Ди Ган отдал приказ сложить якоря в самой призрачной из бухт – в лагуне Святой Лайэрины. И команда подняла бунт…

Тому было несколько довольно весомых причин. Во-первых, в лагуне Святой Лайэрины ещё никогда и никто не приставал к берегу, оставшись живым. Впрочем, оставшись мёртвым, к берегу прекрасной безумицы древности тоже никто не добирался: корабли изнашивались в полный тлен далеко на подступах к заветным серебрянным пляжам, а сказать что-нибудь определённое о душах высвобожденных моряков никто ничего толком не мог – кто утверждал, что их «растворяло средь звёзд», кто клялся на паперти, что «видел любого из них разбросанными по свету», кто пользовался и ещё более изысканными, как и ещё более малопонятными аллегориями. Во-вторых, команда на этот раз была целиком на стороне юнги в её споре с капитаном Дейси Шрёдером и с Куртом Ди Ганом осудивших её за вафлизм на трёхдневное отирание мостика без права спуска на трюм. И, в конце концов, все давно уже рвались к домам, к своим портовым публичным домам Дамстердама, который звёздные карты сулили уже через каких-то несколько дней пути. Поэтому-то шотландский метис, кок на камбузе и страстный волынщик в любви, Ибраил Гватемал вместо золотого кольца утренней чашечки кофе протянул капитану Дейси чёрную метку на открытой ладони, а старина Чуки-Гек, смоляной каирский гигант, дрянь-надвахтенный, заслонил всем собою, подобно туче, пылающую молниями в глазах юнгу Джи от возможного гнева Ди Гана.