Космическая лапа - [13]

Костолом, додумал Билл, обладает железным кулаком внутри бархатной перчатки, судя по реакции гемноида. Взгляд черного разбойника снова обратился к Биллу, и тот поспешно начал жевать кусок мяса. Ладно, подумал он, кто не рискует, тот не выигрывает.

Разговоры стихли, не только за главным столом, но и по всему залу, по мере того как дилбиане приступали к серьезному процессу поглощения пищи. Выглядело это с человеческой точки зрения достаточно устрашающе. Билл никогда не считал, что ест мало, — в Школе Выживания его упрекали как раз в обратном. Но в сравнении с дилбианами и гемноидом его возможности едока казались смешными.

Для начала на его деревянной тарелке оказался кусок вареного мяса весом фунтов в шесть-восемь и не меньше двух караваев хлеба. Деревянный сосуд рядом с тарелкой, вмещавший около двух кварт жидкости, был наполнен до краев.

После первой попытки не отстать от чудовищных аппетитов тех, кто его окружал, Билл сдался. Он раскидал еду по своей тарелке настолько, насколько было возможно, чтобы создать видимость, что он поел, и сделал вид, что всецело занят деревянной кружкой, которую, по мере того как она пустела, легче было держать.

Едва ему удалось сделать последний глоток из этого чудовищного сосуда и поставить его обратно на стол, он, к своему ужасу, увидел, как Костолом повернулся и поднял тяжелую лапу. Одна из прислуживавших дилбианок подошла и вновь наполнила кружку.

Билл судорожно сглотнул.

— Очень хорошо. Очень хорошо, — пробулькал Мюла-ай, опрокидывая одним глотком свою вновь наполненную кружку, которая была ничуть не меньше, чем у Билла. — Наш Коротышка недурно ест и пьет. — И с издевкой добавил: — Для Коротышки.

— Мир не завоюешь, лишь набивая брюхо, — прорычал Холмотоп.

Инстинктивно Билл удержался от признательного взгляда в сторону Холмотопа. Тем не менее его согрела и ободрила поддержка долговязого дилбианина.

— Но человек, однако, сумел в свое время завоевать мир, — сказал гемноид с громким кудахтаньем. — Не так ли, Кирка-Лопата?

Билл помедлил с ответом и поднял тяжелый сосуд, чтобы выиграть время.

— Ну... — сказал он, поднося кружку к губам.

Притворяясь, что делает глоток, он внезапно заметил маленькую стройную фигурку, которая двигалась вдоль дальней стены. Она дошла до больших дверей, все еще открытых навстречу сумеркам, и исчезла. Билл, глядевший ей вслед поверх края сосуда, не сомневался, что это был человек, и притом женщина.

Он поспешно поставил кружку на стол и повернулся к Костолому.

— Не была ли это... — ему пришлось на мгновение задуматься, вспоминая ее дилбианское имя, — Грязные Зубы — та, кого я только что видел выходящей за дверь?

Громадный дилбианин, предводитель разбойников, снова уставился на Билла темными непроницаемыми глазами.

— Ну, не знаю, Кирка-Лопата, — ответил Костолом. — Говоришь, ты ее видел?

— Совершенно верно, — мрачно ответил Билл, — она только что вышла через те двери. Ты ее не видел? Ты же смотришь в ту сторону.

— Ну, — мягко сказал Костолом, — я не помню, чтобы я ее видел. Но, как я говорил, она где-то здесь поблизости, Возможно, это была и она, Почему бы тебе самому ее не поискать, раз уж тебе так хочется?

— Я так и сделаю, — ответил Билл.

Он повернулся на стуле и соскочил на пол. От долгого сидения на остром краю его правая нога онемела, ее, казалось, пронзали тысячи иголок, и Билл с трудом мог ею пошевелить. Стараясь не спотыкаться, он повернулся и направился к открытым двустворчатым дверям.

Наконец он добрался до дверей и с облегчением вышел в сгущающиеся сумерки. Посмотрев направо, налево, увидел, что лениво бродившие вокруг стражники исчезли. На какое-то мгновение, вглядываясь в опускавшиеся над долиной сумерки, он испытал чувство досады и раздражения. Стройной девичьей фигурки, которая прошла через зал, нигде не было... И вдруг Билл различил ее неясные очертания.

Он прыжками спустился по ступеням и побежал к ней, но тут она завернула за угол здания и исчезла.

Мягкая почва поглощала звук его бегущих ног. Он быстро свернул за угол и чуть не налетел на нее, поскольку она с низко опущенной головой, казалось, пребывала в глубокой задумчивости.

Что можно сказать в подобной ситуации, подумал Билл, притормаживая. Она, задумавшись, продолжала медленно идти вперед, явно не слыша его. Он попытался вспомнить ее настоящее имя, но на ум приходило прозвище Грязные Зубы, которое дали ей дилбиане. Наконец он позвал, подходя к ней сзади:

— Эй!

Она подскочила и обернулась. С расстояния в несколько футов, в сгущающихся сумерках, он мог различить, что лицо ее было овальным, с тонкими чертами, каштановые гладкие волосы окружали голову почти как шлем, а огромные глаза были удивительно зелеными. При виде его они расширились еще больше.

— Это вы! — воскликнула она по-английски. — Ради всего святого, зачем вы явились сюда? Почему вы ведете себя в столь деликатной ситуации будто слон в посудной лавке?

6

Билл уставился на Аниту Лайм, не в силах вымолвить ни слова.

Он был не в силах вымолвить ни слова не потому, что ему нечего было сказать в ответ, а потому, что ему нужно было сказать сразу очень многое, и слова сражались друг с другом в его мозгу за право первыми воспользоваться его языком. Если бы он был склонен к заиканию, он бы начал заикаться от недоумения и неприкрытой ярости.