Космическая лапа - [12]

— Добрый вечер, Костолом, — сказал он дилбианину и перевел взгляд на гемноида. — Добрый вечер, Брюхо-Бочка.

— Добрый вечер и тебе, Почтальон, — ответил Костолом.

Его невероятно низкий бас отдавался эхом, от которого, казалось, все вокруг звенело. Вожак разбойников почти настолько же превосходил размерами среднего дилбианина, как и Холмотоп. Возможно, он был и не столь высок, но более мощного телосложения и определенно шире в плечах. По спине Билла пробежала холодная дрожь. В самой внешности этого дилбианина, отличавшегося от других представителей той же расы, которых Билл встречал до сих пор, чувствовались ум и авторитет. Глаза, глядевшие на него из полуночной черноты мохнатой морды, внимательно, пронизывающе изучали его. Мог ли такой держать в плену человека — по причинам, которые приписывала ему Красотка?

Но у Билла не было возможности подумать над этим вопросом. Гемноид уже обращался к нему, глядя поверх мохнатого плеча Холмотопа; голос его, хотя и не столь низкий, как у дилбиан, был тягучим и густым, словно тяжелое масло, вытекающее из огромного кувшина.

— Мюла-ай, к вашим услугам, — пробулькал гемноид с каким-то зловещим весельем.

Он говорил по-дилбиански, и это заставило Билла, проявив бдительность, ответить на том же языке — и не совершить ошибку, заговорив на языке людей или языке гемноидов, который он изучил под гипнозом.

— Или Брюхо-Бочка, как меня здесь называют наши друзья, — продолжал Мюла-ай. — Я журналист и нахожусь здесь, чтобы написать серию статей об этом очаровательном народе. Что привело сюда вас, мой юный друг-человек?

— Билл Уолтхэм, — осторожно ответил Билл. — Я здесь в качестве участника нашего сельскохозяйственного проекта в деревне Мокрый Нос.

Мюла-ай действительно мог быть журналистом, но, без сомнения, и секретным агентом — для гемноидов это в порядке вещей.

— Только участника?

Мюла-ай издал хлюпающий звук, будто бочку патоки опорожнили в глубокую цистерну. В этом звуке чувствовалась насмешка, он как бы приглашал остальных пошутить вместе с ним над Биллом. Любовь к жестокости, насколько знал Билл, была характерна для гемноидов. Их культура скорее превозносила ее, нежели порицала. Оказаться объектом шутки Мюла-ая, какой бы она ни была, не слишком приятно. Почувствовав себя нелепо, Билл освободил ноги от ремней упряжи Холмотопа и, соскользнув вниз, оказался на полу.

Теперь, стоя лицом к сидящим Мюла-аю и Костолому, Билл мог смотреть на гемноида чуть свысока и глаза в глаза Костолому.

— Присаживайся к моему столу, Кирка-Лопата, — прогремел предводитель разбойников. Тон был официальным, слова прозвучали как приказ. — И ты тоже, Почтальон.

Без колебаний Холмотоп плюхнулся на свободный табурет. Билл вскарабкался на другой и оказался между Костоломом и массивной фигурой Мюла-ая, на лице которого, напоминавшем маску Будды, все еще блуждала насмешливая улыбка. Сидевший напротив Холмотоп, единственный союзник Билла, казался далеким и пассивным.

Алые языки огня, красноватые отблески на голых закопченных балках над головой, громадные фигуры, окружавшие Билла, внезапно вызвали у него ощущение, что он провалился в преисподнюю, населенную черными гигантами и странными чудовищами. На мгновение его охватило чувство собственной беспомощности. Ситуация показалась ему непосильной — физически, эмоционально и даже профессионально. Он поспешно повернулся к Костолому.

— Как я понял, у тебя здесь находится Коротышка — Коротышка по имени Грязные Зубы?

В течение долгих секунд разбойник молча смотрел на него.

— Что ж, да, — ответил Костолом. Затем неожиданно мягко добавил: — Она появилась здесь недавно, и я думаю, все еще где-то поблизости. Она говорила мне вчера, что пока не собирается уходить — нравится мне это или нет.

Он продолжал пристально смотреть на Билла, расстроенного собственной неосторожностью и прямым ответом Костолома. Пока Билл приходил в себя, Костолом заговорил снова:

— Но не будем сейчас об этом, Кирка-Лопата, — сказал предводитель разбойников, все так же удивительно мягко. — Самое время поесть и выпить. Чувствуй себя как дома. Сначала пообедаем. Потом поговорим.

Билл видел, что Мюла-ай все еще улыбается, явно наслаждаясь его смущением и замешательством.

— Что ж... спасибо, — сказал Билл Костолому.

К столу подошли две дилбианки с огромными деревянными блюдами — в них было что-то напоминавшее то ли вареное, то ли жареное мясо, громадные, неправильной формы коричневые куски чего-то похожего на хлеб — и с большими деревянными сосудами для питья.

— В чем дело, Кирка-Лопата? — мягко спросил Костолом, пока деревянные сосуды наполнялись темной жидкостью, чем-то вроде пива. — С едой и питьем все в порядке, верно? Вгрызайся.

— Вполне, — эхом отозвался Мюла-ай с маслянистым кудахтаньем, набивая свой вместительный рот хлебом и мясом и поднимая деревянную кружку. — Лучшая еда на многие мили вокруг.

— Не совсем, — ответил Костолом, с той же обманчивой мягкостью обращаясь на этот раз к гемноиду. — Я думал, я тебе говорил. Красотка — лучший повар в этих краях.

— О да, да, — поспешно согласился гемноид, громко сглатывая и лучезарно улыбаясь разбойнику, — конечно. Как я мог забыть? Как бы все это ни было вкусно, Красотка готовит много лучше. Ну конечно!