Кошмары - [13]

Как истинный янки, он жил с твердым убеждением, что его страна – это единственная страна, в которой могли жить люди, за исключением Англии. Все остальные страны в его глазах представляли собой грязный, зловонный хлев. Тюрьмы, куда помещались его подследственные, казались ему даже слишком хорошими для этих сукиных детей, потому он делал все от него зависящее, чтобы отравить им время пребывания там еще больше. Вот почему дело Петерсена вызвало у него вполне оправданный восторг. Судья Мак Гуфф дал распоряжение, чтобы учителю музыки Ларсу Петерсену предоставили всевозможные поблажки. Профессора в тюрьме ни разу не избивали, он получил лучшую камеру (которая, однако, кишела клопами, блохами и тараканами, как все остальные); одеяло, которое ему выдали, было даже местами чистым. Он имел право время от времени покупать себе что-то из еды на собственные деньги, а по распоряжению врача ему даже разрешили иметь собственную зубную щетку. Судье не пришлось прибегать к дружеским полицейским дубинкам, чтобы выбить признание из этого преступника: он сам признался во всем с самого начала. Напротив, для Мак Гуффа было крайне важно, чтобы старик, который явно не был достаточно крепким, предстал перед судом относительно здоровым.

Ларс Петерсен был родом из Ютландии, что для Его Чести звучало подозрительно по-немецки. Сам подследственный утверждал, что он датчанин, однако не опровергал, что частично в нем может быть и немецкая кровь. Кроме того, судья Мак Гуфф помнил, что уже дважды засудил немцев, носивших фамилию Петерсен. По старой привычке он спросил подсудимого, водил ли тот личное знакомство с кайзером или кронпринцем, но, как только последний ответил отрицательно, сразу же забыл об этом. Отлов немцев в политических целях уже два года как вышел из моды. Он был вполне доволен тем, что обвиняемый признал, что три года обучался музыке в Германии. Судья был чрезвычайно рад заполучить это дело прямо сейчас, во время яростной охоты против всего «красного», будь оно еврейского, русского или итальянского происхождения. Ведь именно на этом примере он мог продемонстрировать широкой публике, как важен вопрос переселения немцев, когда немецкий (или квазинемецкий) профессор музыки, известный всему миру, может вместе с блестящим образованием обладать и гнилой душой.

Конечно же, Ларс Петерсен стал известен как «уважаемый и выдающийся профессор музыки» благодаря превосходной рекламе со стороны судьи, когда Петерсен уже находился в предварительном заключении. До этого он был самым обычным учителем, который снимал комнатушку на Одиннадцатой улице на востоке и едва сводил концы с концами на пятьдесят центов, которые зарабатывал за несколько часов занятий в день. Конечно, по европейским меркам его образование было весьма скромным, однако оно значительно превышало уровень образованности среднестатистического американца, поэтому все, что судья Мак Гуфф высказывал о способностях этого человека, казалось вполне достоверным. В ходе предварительного следствия учитель музыки время от времени позволял себе философские высказывания о морали, этике и эстетике, в которых судья не понимал ни слова. Поэтому они казались ему довольно подозрительными.

Процесс был тщательно продуман во всех направлениях. Подсудимый долгое время непоколебимо отказывался от защиты на том простом основании, что у него просто не было на это средств. В конечном счете сам судья Мак Гуфф, ввиду того, что процесс без защиты казался ему неполным, распорядился, чтобы подсудимому назначили защиту бесплатно. Безусловно, найти желающего на эту роль не составило труда. Ведь дело обещало получить широкую огласку, а значит, сделать защитника знаменитым. Был один скромный еврей, проживающий в восточной части города, Сэм Хиршбайн, – судья узнал о нем сразу, как приступил к своим обязанностям. Работа адвоката ему была явно не по плечу, во всяком случае, если говорить о том типе адвоката, который был нужен этой стране. Но именно поэтому Сэм Хиршбайн показался судье в данном случае наилучшей кандидатурой. Хиршбайн был дискредитирован из-за того, что в ряде процессов защищал немцев, русских и евреев, более того, призывал мыслить радикально или по крайней мере либерально. Поэтому для Мак Гуффа было особым удовольствием привлечь именно Хиршбайна к этому делу. Его крайне раздражали высказывания адвоката. Он всегда пытался привнести в дело нечто психологическое, о чем судья Мак Гуфф не имел ни малейшего представления. Сэм Хиршбайн принимал дела близко к сердцу, ради своих клиентов он сражался изо всех сил, нервничал, терял над собой контроль, чем давал судье превосходную возможность продемонстрировать всю силу своего высокого положения. Неоднократно судья так ловко осаждал адвоката, что все присутствующие в зале суда просто взрывались от хохота. В этом и была великая сила судьи Мак Гуффа – вставлять меткую шутку при каждой удобной возможности.

Не было сомнений: в спектакле имени Ларса Петерсена Сэм Хиршбайн отыграл бы свою роль блестяще.

Процесс был запланирован на среду, на десять часов утра. Места для репортеров были полностью заняты, и Его Честь необычайно радовало то, что это дело вызывает такой интерес у публики. Стать зрителем этого слушания можно было только по специальному приглашению от судьи, и благодаря превосходной рекламе жители Нью-Йорка прикладывали все усилия, чтобы получить его. Судья Мак Гуфф испытал чувство глубокого удовлетворения, когда ознакомился со списком присутствующих, чтобы уже передать его репортерам. По крайней мере тридцать имен непременно должны быть упомянуты в газетах как слушатели этого дела. А для каких-то редакций можно даже удвоить это количество. Среди этих имен были дамы из высшего общества и политические деятели первого порядка. Также он насчитал в этом списке не меньше пяти проповедников, и даже из мира театра нашлось немало желающих попасть на это представление.