Кошмар в берлинском поезде - [4]

Ночью мне привиделся во сне некто, не посещавший меня с самого детства. Едва только начали передо мною вырисовываться, становясь от эпизода к эпизоду все подробнее и явственней, те места в городе моих снов, по каким неизменно пролегал маршрут этого в высшей степени жуткого и отталкивающего персонажа, охватила меня какая-то зыбкая, безысходная тоска, верная предвестница неизбежной с ним встречи.

На уходящих под уклон, совершенно безлюдных улочках клубился туман, в воздухе чувствовалось влажная прохлада. Из тумана на перекрестках торчали металлические вышки, подобия тех, что бывают установлены на стадионах или маячат в фильмах о Холокосте. Вдоль тротуаров произрастали одинаково невысокие деревья с голыми ветвями. Ни вышки, ни противоестественные деревья, ни угрюмые каменные постройки, в чьих черных окнах стекла не издавали блеска - ничто не отбрасывало тени, потому что свет, равномерный и тусклый истекал неизвестно откуда. Это был свет заката, невыносимо долгого заката. Казалось, одна бескрайняя тень чего-то непроницаемого и громадного нависала над городом моих снов, словно он находится в подземелье. Гнетущая тишина и безлюдие заставляли думать, что его обитатели, все до единого, безропотно собрались в указанном им месте и с покорностью обреченных оставили свои обжитые углы, гонимые необоримым страхом перед ужасными метаморфозами, происходящими в их жилищах по воле некоего Зла, во много крат превосходящего их своим могуществом.

Царствие безмолвия продолжалось до момента, когда резкий голос невидимого диктора не провозгласил, нарушив тишину, откуда-то с вышек: "Внимание! Внимание! Сейчас мимо вас пройдет мужчина с женскою щекой!"

Звонкие ехидные голосочки призраков повторяли эту фразу, словно эхо, в клубах фиолетовой дымки, за темными углами, и окна домов начинали сжиматься, подобно диафрагмам. Слова, прозвучавшие с вышек, я это твердо знал, были обращены ко мне, единственному живому человеку в городе.

Вслед за ликованием бестелесных форм город снова на некоторое время погружался в безмолвие. Наконец откуда-то, выступив из--за дерева, скорее всего в отдалении, появлялся черный силуэт. Погружая ноги в опустившийся до уровня травы туман, он, казалось, двигался по облачной равнине. Он неотвратимо приближался - этот одинокий ветеран на параде Ужаса, сокращая расстояние, вопреки законам оптики, то увеличиваясь в размерах, то становясь снова меньше, и всегда проходил мимо, бросив на меня взгляд, полный зловещего смысла. "Мы одни с тобой в этом скорбном месте, - говорил его взгляд. - Ты со своим неисцелимым страхом, истоки которого тебе неизвестны, и я со своим даром погружать в ужас, останавливая время, трансформируя пространство, лишая тебя того презренного грима, который ты считал своей силой воли".

Маленький старик в черной складчатой кофте с желтою звездой на груди, в штанах трубочиста, также складками спускавшихся на тяжелые черные ботинки. Он был подпоясан широким кожаным поясом с многочисленными брелоками и цепочками, а на голове его колыхалась смятая ермолка. Наисильнейший ужас внушало лицо старика с индюшим носом сизого цвета, испещренное похожими на комариных личинок, кровяными сосудами, и с левою щекой, нарумяненной, вздутой и восковой на вид:

Я очнулся ото сна, когда наступил рассвет и сквозь узорчатую материю портьеры просвечивало матовое небо. Встав с дивана, я сразу прошел в ванную, где ополоснул шею и лицо водой из крана. Сиреневая занавеска, отделяющая ванну от умывальника, была задернута. Сперва я как-то не обратил на это внимания. Что-то на уровне моей груди чернело сквозь полупрозрачную клеенку. Не долго думая я отодвинул ее, и тут же отшатнулся с бранью, стукнувшись затылком об вешалку для полотенец. На кафельной стене висела, возможно на присоске, несколько меньших размеров копия той маски, что я обнаружил в комнате. Мне стало казаться, что воздух в ванной сгущается и на зеркале даже образовалась испарина, как будто здесь только что принимали душ. Даже ядовито-сладкий запах деодоранта, как мне почудилось, достиг моего обоняния.

Выкурив на кухне сигарету, я принял решение больше не ложиться на спать на ложе доктора Эйнштейна. На мое счастье между гардеробом и балконной дверью отыскался весьма толстый поролоновый матрас со специальными лямками. Я отволок его на кухню. Потом я сварил себе кофе и уселся за стол писать письма своим товарищам.

Около тех часов пополудни, стоило мне выйти на крыльцо, как начал капать дождь. Но я все-таки успел сходить за едой, отыскал почтовое отделение и заодно убедился в существовании стоянки такси приблизительно в двух сотнях метров от башни тревожных масок.

Уже в просторном зале магазина, бродя среди покупателей в дождевиках, отрешенно кативших перед собой коляски с продуктами, я восстановил в памяти окончание ночного кошмара.

"Мужчина с женскою щекой" входил вместе со мною в подъезд, а после и в лифт, звезда на его кофте превращалась в мертвый Кленовый лист, едва только я хотел прочесть выбитую на ней надпись: Лифт останавливается и мы выходим на: безлюдный перекресток, в центре которого стоит голое черное деревце в облачке фиолетового тумана. Повернув ко мне лицо, урод начинал наваливаться на меня, звеня брелоками и гримасничая. Я терял сознание...