Кошмар - [9]

- Боже мой! Боже мой! - забормотал он, то поднимая руки, то опуская.
"Lord, save us and have mercy upon us!	- Спаси нас, господи, и помилуй!
Why did you take such a calling on yourself if you have so little faith and no strength?	И зачем было такой сан на себя принимать, ежели ты маловер и сил у тебя нет?
There is no end to my despair!	Нет конца моему отчаянию!
Save me, Queen of Heaven!"	Спаси, царица небесная.
"Calm yourself, Father," said Kunin.	- Успокойтесь, батюшка! - сказал Кунин.
"I am worn out with hunger, Pavel Mihailovitch," Father Yakov went on.	- Замучил голод, Павел Михайлович! - продолжал отец Яков.

"Generously forgive me, but I am at the end of my strength . . . .	- Извините великодушно, но нет уже сил моих...
I know if I were to beg and to bow down, everyone would help, but . . . I cannot!	Я знаю, попроси я, поклонись, и всякий поможет, но... не могу!
I am ashamed.	Совестно мне!
How can I beg of the peasants?	Как я стану у мужиков просить?
You are on the Board here, so you know. . . .	Вы служите тут и сами видите...
How can one beg of a beggar?	Какая рука подымется просить у нищего?
And to beg of richer people, of landowners, I cannot!	А просить у кого побогаче, у помещиков, не могу!
I have pride!	Гордость!
I am ashamed!"	Совестно!
Father Yakov waved his hand, and nervously scratched his head with both hands.	Отец Яков махнул рукой и нервно зачесал обеими руками голову.
"I am ashamed!	- Совестно!
My God, I am ashamed!	Боже, как совестно!
I am proud and can't bear people to see my poverty!	Не могу, гордец, чтоб люди мою бедность видели!
When you visited me, Pavel Mihailovitch, I had no tea in the house!	Когда вы меня посетили, то ведь чаю вовсе не было, Павел Михайлович!
There wasn't a pinch of it, and you know it was pride prevented me from telling you!	Ни соринки его не было, а ведь открыться перед вами гордость помешала!
I am ashamed of my clothes, of these patches here. . . . I am ashamed of my vestments, of being hungry. . .	Стыжусь своей одежды, вот этих латок... риз своих стыжусь, голода...
And is it seemly for a priest to be proud?"	А прилична ли гордость священнику?
Father Yakov stood still in the middle of the study, and, as though he did not notice Kunin's presence, began reasoning with himself.	Отец Яков остановился посреди кабинета и, словно не замечая присутствия Кунина, стал рассуждать с самим собой.
"Well, supposing I endure hunger and disgrace-but, my God, I have a wife!	- Ну, положим, я снесу и голод, и срам, но ведь у меня, господи, еще попадья есть!
I took her from a good home!	Ведь я ее из хорошего дома взял!
She is not used to hard work; she is soft; she is used to tea and white bread and sheets on her bed. . . .	Она белоручка и нежная, привыкла и к чаю, и к белой булке, и к простыням...
At home she used to play the piano. . . .	Она у родителей на фортепьянах играла...
She is young, not twenty yet. . . .	Молодая, еще и двадцати лет нет...
She would like, to be sure, to be smart, to have fun, go out to see people. . . .	Хочется небось и нарядиться, и пошалить, и в гости съездить...
And she is worse off with me than any cook; she is ashamed to show herself in the street.	А она у меня... хуже кухарки всякой, стыдно на улицу показать.
My God, my God!	Боже мой, боже мой!

Her only treat is when I bring an apple or some biscuit from a visit . . . ."	Только и утехи у нее, что принесу из гостей яблочек или какой кренделечек...
Father Yakov scratched his head again with both hands.	Отец Яков опять обеими руками зачесал голову.
"And it makes us feel not love but pity for each other.	- И выходит у нас не любовь, а жалость...
I cannot look at her without compassion!	Не могу видеть ее без сострадания!
And the things that happen in this life, O Lord!	И что оно такое, господи, делается на свете.
Such things that people would not believe them if they saw them in the newspaper . . . .	Такое делается, что если в газеты написать, то не поверят люди...
And when will there be an end to it all!"	И когда всему этому конец будет!
"Hush, Father!" Kunin almost shouted, frightened at his tone.	- Полноте, батюшка! - почти крикнул Кунин, пугаясь его тона.
"Why take such a gloomy view of life?"	- Зачем так мрачно смотреть на жизнь?
"Generously forgive me, Pavel Mihailovitch ..." muttered Father Yakov as though he were drunk,	- Извините великодушно, Павел Михайлович... -забормотал отец Яков, как пьяный.
"Forgive me, all this . . . doesn't matter, and don't take any notice of it. . . .	- Извините, всё это... пустое, и вы не обращайте внимания...
Only I do blame myself, and always shall blame myself . . . always."	А только я себя виню и буду винить... Буду!
Father Yakov looked about him and began whispering:	Отец Яков оглянулся и зашептал:
"One morning early I was going from Sinkino to Lutchkovo; I saw a woman standing on the river bank, doing something. . . .	- Как-то рано утром иду я из Синькова в Лучково; гляжу, а на берегу стоит какая-то женщина и что-то делает...
I went up close and could not believe my eyes. . . .	Подхожу ближе и глазам своим не верю...
It was horrible!	Ужас!
The wife of the doctor, Ivan Sergeitch, was sitting there washing her linen. . . .