Кошки в доме. Кошки в мае - [21]

Середина ковра была местом, где наших кошек рвало. Обычай этот завела Саджи, чтобы ненароком не испустить дух, пока мы не смотрим, и к этому времени мы наловчились подкладывать газету, едва раздавалось первое судорожное покашливание. И на этот раз все сошло бы отлично, если бы деревенской язве не понадобилось именно в эту минуту явиться за пожертвованием на церковный орган. Естественно, она вошла в гостиную, даже не постучав (Чарльз считал, что потому-то ей и поручался сбор пожертвований). Она вошла, на середине ковра точно эльф с лицом в саже сидел Соломон, и мы не успели вмешаться, как с визгливым «ду-у-усик!» она подхватила его и крепко прижала к своей массивной, облеченной в твид груди.

И Сол не сдержался. Он испустил полный отчаяния вопль и вывернул содержимое своего желудка на ее лучшую шелковую блузку и на ковер. Она пришла в неистовую ярость. И не желала ничего слушать, даже когда Соломон, извинился и объяснил, что булочек ведь было две, а она сильно нажала ему на животик, но Ничего, он теперь чувствует себя Гораздо Лучше. Она не стала ждать нашей лепты, но гневно покинула наш дом и тут же заявила священнику, что слагает с себя полномочия. Люди ее постоянно оскорбляли, сказала она, но когда люди дрессируют кошек, чтобы их на нее рвало, — нет уж, увольте!

Вот чем, как еще долго Чарльз растолковывал всем и каждому, объяснялось не только пятно на ковре гостиной, но и то обстоятельство, что клавиатура органа в нашей церкви так и осталась практически без единой черной клавиши.

Глава девятая НАЗЫВАЙТЕ МЕНЯ ГАЙАВАТОЙ

Примерно тогда же возобновились неприятности в ванной. С появлением котят страсть к воде у Саджи исчезла. Она сейчас так занята, твердила она, устраивая передышку от хлопот с протестующими котятами, что ей и подумать о себе некогда. А потому Чарльз вновь начал оставлять дверь открытой, когда нежился в ванне — так ему было слышно радио. И вообще, сказал он, если не считать сердечной спазмы всякий раз, когда мимо, топоча будто стадо слонов, проносился отряд шерифа, направляясь на кухню, то минуты в ванной вновь стали тихими, мирными, освежающими.

Затем как-то раз от отряда отделилась кошечка, чтобы помыть лапку. На нее наступил Соломон, сообщила она, а ей не хочется быть Грязной, когда она встретится с Сидни. Кинувшись за остальными маленькой голубой кометой (в нашем доме никто никогда не ходил шагом), она пропустила поворот к кухне и влетела в открытую дверь ванной, и прежде чем кто-нибудь успел остановить ее, раздался громкий всплеск, и она очутилась в воде. Когда я вошла в ванную, Чарльз лежал на спине, все еще сжимая губку и с выражением горькой покорности на лице, а его подружка, вся мокрая, радостно восседала у него на груди и объясняла, как сильно она его любит.

С этих пор, даже если она болтала с Сидни в дальнем конце сада, стоило ей заслышать шум воды в ванной, как она влетала в дом сверхмолнией и садилась перед дверью ванной, требуя, чтобы ее впустили. Несколько секунд спустя Соломон, никогда не упускавший возможности пустить в ход свой голос, огибал угол и начинал требовать того же. В завершение являлись голубые ребята, и дружная компания орала во всю мочь.

Остановить их было можно, только впустив внутрь. Но мы не могли этого сделать, пока в ванне оставалась вода, так что во имя сохранения тишины и покоя мытье приходилось завершать за пять секунд, вытаскивать затычку, выпрыгивать из ванны и открывать дверь для почтенной публики, едва стечет последняя вода.

Ничего такого они в ванне не делали, просто им хотелось быть в курсе всего, что происходило. Иногда, сказал Чарльз, свирепо вытираясь, — а четыре тронутые сажей мордочки с интересом следили за ним из ванны, и Соломон, как всегда снедаемый любопытством, жаждал узнать, зачем он снимает с себя шкуру, когда моется, и не больно ли снова ее натягивать, — иногда ему кажется, что, принимая ванну посреди Трафальгарской площади, он чувствовал бы себя в большем уединении.

Правду сказать, Чарльз тогда сердился на котят, потому что они помешали ему стать стрелком из лука. Его приятель — Алл истер увлекался этим спортом, и как-то они с соседним фермером пошли стрелять кроликов. Ал-листер захватил с собой лук и стрелы — так просто, для смеха. Фермер выстрелил в кролика с двадцати шагов и промазал. Аллистер тут же пустил стрелу наугад и пронзил кролика!

— Ух ты! Ну прямо Робин Гуд, — сказал фермер, глядя на него с почтительным изумлением. И хотя Аллистер скромно заявил, что попал в кролика ну совершенно случайно, Чарльз вернулся домой с твердым намерением тоже стать Робин Гудом.

Он начал штудировать книги о стрельбе из лука. И купил себе шляпу. Вообще-то он шляп не носит, но стоит ему увлечься тем или иным видом спорта, и у него тотчас появляется соответствующий, как он считает, головной убор. Вязаный шлем, например, для покорения высот, хотя в Озерном краю он вряд ли рисковал отморозить уши. Зато глухоту шлем ему обеспечил — когда я высказала мысль, что, по-моему, мы забрались уже достаточно высоко. И еще один — красный в белую полоску, связанный (мною) с сумасшедшей скоростью в ту зиму, когда у нас выпал снег и Чарльз, штудировавший в тот момент книгу о Крайнем Севере, заявил, что первопроходцы всегда надевали полосатые вязаные шапки, когда шли рубить дрова. Ну а теперь он обзавелся шляпой лучника — зеленого цвета, с загнутыми полями и щегольским пучком фазаньих перьев (его собственная выдумка). Оставалось только научиться стрелять из лука. И вот как-то под вечер пришел Аллистер со всем своим снаряжением, и они отправились тренироваться на холм.