Кошки не всегда молчат - [152]

Расстались далеко заполночь, ещё успев поорать и народных, и армейских песен. Обермайор рухнул на постель, не снимая сапог, а в стельку пьяный Ленц, подойдя к машине, уже выглядел предельно собранно. Он завёл мотор и укатил к горе.

Как обычно после пьянки с Ленцем, голова не болела. Утром Фауль развлекался постановкой мороков. То Гудрун не могла найти вход в столовую и, жалобно причитая, бродила вдоль гладкой с виду стены, то не могла найти уже самого Фауля, и бегала по дому с криками:

– Герр комендант, завтрак! Герр комендант! Да где же вы!

Потом Фауль тренировался с крысами. Грызуны по его приказу уже строились в каре и развёрнутую фалангу, рассыпались по углам и водили весёлые хороводы. С умением пришло понимание, что можно даже не свистеть – и они всё равно тебя будут слушаться. Девчонка, прижав руки ко рту, смотрела на забавы хозяина. Таких высот ей достичь не удалось.

Обермайор сам разрешил своей экономке есть за его столом, чтоб не принимать пищу в одиночестве. Гудрун развлекала его байками из сельской жизни, а как-то раз, забывшись, начала рассказывать о простом женском колдовстве. И вдруг испуганно посмотрела на Фауля. Тот кивнул – продолжай.

– Меня интересует, знаешь ли ты еще полезные секреты? – спросил он благосклонно.

Девчонка задумалась.

– Знаю, как забрать у ведьмы ее силу, – нерешительно сказала она. – Но вам это не пригодится.

– Почему же?

– Там страшное. Нормальные люди такого делать не будут.

– Ты говори, а я сам решу, страшное, или нет.

– Вот, значит, – запинаясь и смущаясь, сказала Гудрун, – чтобы забрать силу ведьмы, нужно её это… мм-мучительно убить. Связать руки и ноги, завязать глаза и рот, мм, чтоб она не сумела вас п-проклясть. И кровь, например, выпустить. Много маленьких порезов сделать. Или забить мм… до смерти, но не быстро, а чтоб подольше м-мучилась. Вот.

– Понятно, – комендант промокнул рот салфеткой. А ведь это и правда может оказаться полезным, подумал он.

Однажды вечером Фауль поднялся в её комнату. Как ни странно, после Бирге на женщин его больше не тянуло, а то недолго Гудрун носила бы свой цветочек. Что-то Бирге с ним сделала, ведьма. Девчонка писала при свете лампы. Увидев его, она быстро прикрыла свою писанину рукой.

– Так ты и писать умеешь? – удивился обермайор.

– А то, – насупилась она, – грамоте обучена.

– Дай сюда, – велел Фауль. Гудрун не посмела ослушаться хозяина.

Это был настоящий дневник. Она записывала, что делала днём, что произошло. Ну хоть у девчонки хватило благоразумия не писать о нём, или о приездах Ленца, например.

– Всё равно это лучше сжечь, – сказал комендант.

Гудрун мелко закивала.

– Я сожгу, – тихо сказала она. – Позвольте только ещё раз перечитать, чтоб запомнить.

– Хорошо. Потом сжечь обязательно.

– Как прикажете, герр Фауль.

– Пошли играть в карты.

– Одну минуточку, герр Фауль, я сейчас приду.

Где же девчонка берёт тетради для записей? – подумал он. Наверно, когда с интендантом в город мотается.

Наверху сердитая Гудрун спрятала тетрадку под матрас.

– Сожги! – пробормотала она. – Ага, щас!

Настал март. Снег, перемежавшийся дождём, сменился постоянными ливнями. Как-то Фауль взял свою экономку в Тролльхавен и купил ей у ювелира маленькие золотые серёжки и тонкую цепочку на шею. Девочка превращалась в девушку, становясь привлекательной. В тот вечер счастливая Гудрун летала по дому и словно светилась изнутри. Подбежав к коменданту, она чмокнула его в щеку, и умчалась, зардевшись.

За зиму у старого еддея умерли ещё мальчики, и он остался с двумя последними учениками. Они выводили старика во двор, когда светило редкое солнце.

Ведьмы настолько обжились, что пели по вечерам песни, отмечали праздники, украшая поселок, и пекли на кухне столовой вкуснейшую выпечку. Фауль даже отправил Гудрун учиться этому хитрому ремеслу. Родственники ко всем приходили исправно, принося домашнюю еду с окрестных ферм.

«Отпустил бы их Ленц, и дело с концом», порой думал обермайор. Но, видно, у эсэсмана на ведьм ещё были планы.

Когда стало потеплее, Фауль стал готовиться въехать в свой новый дом на Крае. Нужна была мебель, посуда, кухонная утварь, постельное бельё и полотенца, да мало ли что. Он велел Гудрун продумать список покупок.

Ленц заезжал редко, как правило – забирал одну из ведьм, и вечно был чем-то озабочен. Весёлые попойки сошли на нет.

Но в конце марта сорок четвертого в его обычной манере он завалился без стука, с порога заорав:

– Фауль! Сюльвестр! Где ты, чёрт тебя дери!

Обермайор выскочил из ватерклозета, куда только зашёл, подтягивая сползающие брюки.

– Ну и вид! – захохотал Ленц. – Сюльве, дружище, я уезжаю. Забираю у тебя Ину Фредриксен, ту, молоденькую. Едем далеко, поэтому вот расписка для родственников, – он вручил Фаулю бумагу. – Задание секретное, так что можешь пожелать мне лишь ни пуха, ни пера. – Он снова засмеялся, глядя на растерянного коменданта, сам же ответил:

– К чёрту!

Штурмбанфюрер вскинул руку в прощальном салюте, щёлкнул каблуками, и выбежал на улицу. Выглянув в дверь, комендант увидел лишь удаляющийся под холодным дождем «хорьх».

… Дракона грузили днём. С помощью сложной системы блоков Зверя извлекли из пещеры и уложили на платформу, сконструированную специально под его двенадцатитонную тушу. Там люди фон Кляйна сноровисто укутали его брезентом, затем рабочие айнзацкоманды сколотили боковые щиты и спрятали ценный груз под крышкой.