II. Ночь в лесу
Солнце село; подул вечерний ветерок; в чаще дрока стало совсем темно.
Ночная жизнь чащи начиналась. Ночные хищники просыпались и двигались. Взлетала там и тут ночная птица, с криком «как-как» поднималась к небу и скрывалась из глаз. Над колючими кустами появилась темная тень совы. Слышался где шорох где шелест.
Но никто не мог бы расслышать, как крадется кот Фараон. Ни зверь ночной, ни ночная птица не могли бы рассказать о его невидимом путешествии по лесу. Но он был тут, и в полуночной темноте слегка поблескивали два изжелта-зеленых огонька…
В то же время по берегу лагуны шла какая-то высокая, тонкая, бледная тень, испускавшая как бы слабый фосфорический свет. Через два-три шага она останавливалась; затем слышался всплеск, как будто кто-то ловил рыбу и не мог поймать.
Кот шел осторожно, незаметно. Он знал, что в диких местах погибает тот, кого первого увидят.
Все шло бы прекрасно, если бы он не имел привычки, присущей всем кошкам, не исключая тигров, — привычки беспрестанно шевелить хвостом. Хвост у них почти все время в движении. Это отлично знают охотники на тигров, когда выслеживают этого зверя. Таково уже характерное свойство всей кошачьей породы.
Светящаяся тень подходила. Должно быть, она увидела шевелящийся хвост. Во всяком случае она остановилась, превратившись в каменный столб. Кот находился почти под ней, прижимаясь к траве.
Вдруг — «фрр»…
Тень, оказавшаяся большой голенастой птицей, прорезала воздух, подобно брошенному дротику, и ухватила черный шевелящийся кончик хвоста Фараона. Кот завизжал от боли и, ощетинившись, выпустил когти. Птица захлопала крыльями, заплясала на одном месте, и от нее отвратительно запахло гнилой рыбой, как пахнет на рыбном рынке в жаркий день.
Кот, не переставая, визжал и царапался. Птица поняла, наконец, свою ошибку и выпустила схваченный кончик хвоста, торчавший из травы. Она собралась было долбнуть кота в голову, но тот не стал дожидаться удара. Взбешенный тем, что с его хвостом так непочтительно обошлись, кот высоко подпрыгнул и шлепнулся в тихую воду пруда. Раздался всплеск, вода заходила, задрожали отражавшиеся в ней звезды; выскочили из своих нор испуганные водяные крысы. Птица же взмахнула своими большими крыльями и величественно поднялась на воздух с громким шумом — «фру-фру-фру». Вслед затем послышался звук плывущего по воде тела, одетого в меховую шкуру. Это кот Фараон переплывал лагуну.
Птица оказалась просто цаплей. Самой обыкновенной цаплей. Известно, что ее клюв представляет собой замечательное оружие. Он у нее длинен, крепок и насажен на стальную шею. Цапля принадлежит благодаря ему к числу птиц, которые в случае надобности могут очень и очень постоять за себя.
В этот раз цапля ловила угрей — рыбу, очень трудную для ловли, и вдруг увидала хвост, шевелящийся в траве. Она приняла его за угря и схватила. Ошибка была вполне простительна, потому что угри, как известно, любят совершать иногда путешествия по суше.
Обиженный кот молча плыл по воде. Он весь вымок, а кошки терпеть не могут воды.
Вдруг мимо его носа прошмыгнула водяная крыса. Она плыла совершенно беспечно, никак не предполагая наткнуться здесь на кошку, и… попалась. Фараон схватил ее зубами и поплыл с ней к берегу, потом, весь промокший и иззябший, уселся спокойно в сторонке и поужинал.
III. Бой с выпью
Долго рыскали лесники с собаками по лесам заповедника, осматривая все изгороди и держа наготове ружья, чтобы застрелить Фараона. Много расставили они на него капканов. Впрочем, собаки отыскали двух кошек, но у одной оказалась голубая ленточка на шее, а у другой — котята. В расставленные капканы попался один кот, но он оказался любимцем жены главного лесничего; ночью его тайком от лесничего зарыли в землю.
А Фараон преспокойно рыскал и охотился на свободе, оставляя всех охотников в недоумении.
Редкостные птицы заповедника стали исчезать самым серьезным образом. Проделка Гокли была детской шалостью в сравнении с тем, что творил теперь голодный бездомный кот Фараон.
В заповеднике водилась птица, которой особенно гордился главный лесничий, — это была выпь.
И вдруг выпь исчезла. Выпи часто переселяются с места на место, но лесничий догадывался, что тут дело не обошлось без кота.
Фараон все больше и больше привыкал к месту и все смелее и смелее выходил из своего колючего убежища.
В одну сырую и дождливую, но не совсем безлунную ночь он забрался в прибрежный камыш и увидел в первый раз в жизни выпь, смотревшую на него при лунном свете своими лягушечьими зелеными глазами.
Фараон замер, прижал уши и весь обратился в слух и зрение. Домашний кот сейчас же убежал бы прочь от невиданного врага, но у Фараона текла в жилах совсем другая кровь.
Прежде всего ему захотелось узнать, что это за птица с лягушечьими глазами. Кроме того он был голоден. А тут была птица и притом еще крупная.
Цвет его шкуры необыкновенно подходил к окружающей обстановке, так что его совсем не было видно в желтоватом тростнике.
Дождик то шел, то переставал; луна играла в прятки, то показываясь, то скрываясь, и никто не видал, как Фараон кружился вокруг выпи, с каждым разом подкрадываясь к ней все ближе и проделывая в миниатюре маневры льва, наметившего себе добычу. Никто не видал, как выпь все приседала, приседала и, вся надувшись, выгнула шею назад, а клюв направила кверху.
