Кошки говорят «мяу» - [32]

Сделано было действительно грамотно — на черно-белую пленку снимал или очень хороший любитель, или профессионал.

Я и Кот идем в обнимку по переулку… Стоим у табачного ларька… Обнимаемся у подъезда того дома, где я сняла квартирку… Выходим из того же подъезда — Кот чуть сзади готовиться шлепнуть меня по заднице… Я сажусь в какую-то тачку, а Кот, наклонясь ко мне, держится за дверцу — провожает после встречи…

Я смотрела на них долго, а когда подняла глаза, увидела на столике две дымящиеся чашки с кофе, а в кресле напротив меня — Хорька.

— Что это значит? — спросила я.

— Я тебя хотел спросить, — пожал он плечами. — Что это значит? Ты залипла на какого-то козла, лет на десять старше меня, ты сняла фатеру, чтобы… И это — при муже и при мне, не говоря уже про братика…

— Да какое тебе дело?!. - рявкнула я, плохо вслушиваясь в его слова — на меня накатила дикая злоба, потому что… Это было мое, Кот был моим, и я ни с кем не желала… Господи, я только сейчас поняла, как я залипла на него… — Это — моя жизнь, и никто не будет…

— Будет, Рыжик, — перебил Хорек. — Еще как будет — твой муженек. Он прекрасно знает про меня. И уж, конечно, про… — Хорек усмехнулся. — И ему все это до фени. Но про этого… — с презрительной гримасой он скосил свои прищуренные глазки на фотографии.

— Ах ты, блядь!.. — я рванулась было с кресла, но Хорек быстро перегнулся через столик и вернул меня в сидячее положение крепкой… пощечиной.

Наверное, я целую минуту просидела в каком-то трансе. Никогда и никто… Никто и никогда в жизни не посмел меня ударить, а за последние пятнадцать лет жизни с Ковбоем — даже подумать об этом…

(… Я одна… У меня нет никакой прикрышки, и даже такая мразь может меня…)

Потом я взяла себя в руки

(… Ладно, тварь… Ты за это заплатишь…)

и довольно спокойно спросила:

— Чего ты хочешь?

— Для начала — тебя, — ухмыльнулся он. — И не в ванной. До течки тебе еще недельки две.

(…ладно, паскуда… За это ты так заплатишь!..)

— Изволь, котик. Какие проблемы.

* * *

— А теперь поговорим о деле, — сказал Хорек, затушив сигарету и набрасывая на себя свой роскошный халат. — Я хочу сделать тебе одно предложение, от которого…

— Я не смогу отказаться? — усмехнулась я.

(… клоун дешевый… Кем ты себя вообразил?.. Шестерка вонючая, ты у меня…)

— Не захочешь. Если, конечно, не дура… Только ты для начала оденься. Дело серьезное.

Я оделась. И дело оказалось серьезное. Дело оказалось такое, что…

Хорек предложил мне покончить с ковбоем. С моим мужем. Вот так — ни больше, ни меньше. Хорек выудил из того же ящика стола, откуда доставал конверт с фотографиями, обычную дискету и сообщил, что на ней — файлы с такими документами… Словом, документы эти — пэ-пэ для Ковбоя, поскольку из них явствует, что Ковбой кинул своего седого партнера, и не случайно, в приступе глупой жадности или жадной глупости, и не один раз, и продолжает это делать, то есть планомерно и со знанием дела копает тому яму, в которую… В которую по замыслу его шестерского высочества, Хорька, должен улечься сам. Вернее не сам, а с любезной помощью его дражайшей супруги, имевшей неосторожность спутаться с каким-то дешевым фраером и подставиться под объектив нанятого Хорьком фотографа…

— А с чего ты решил, что его это ебет? — светски улыбнувшись, спросила я. — Сам говорил, он знает про тебя, так какого же…

— Не валяй со мной дурака, Рыжик, — отмахнулся Хорек. — Он нормальный мужик, нормально относится к твоим шалостям, но с этим козлом, — он ткнул пальцем в раскинутые веером на столике фотки,

(… Ну, погоди, как вы говорите, за козла — ответишь…)

— ты не просто трахаешься. Ты на него запала. Это — совсем другое, и не еби мне мозги, не делай вид, что не сечешь.

— Секу. Но если ты думаешь, что я способна убить человека… Ну, не своими… Но это все равно, что самой сделать…

— Способна. И сделаешь. И не потому что не захочешь семейного скандала, или развода.

— А почему? — равнодушно спросила я, потому что утратила интерес к разговору, потому что Хорек с его дешевым шантажом — просто дурак, если решил, что…

Вдруг тупая игла уже здорово ужалила меня где-то под диафрагмой,

(О, Господи… Хорек не дурак… Кто угодно, но не дурак…)

и я поняла… Поняла — почему…

— Вот именно, — кивнул Хорек. — Поэтому, — он опять ткнул пальцем в фотографии. — Потому что запала на этого, и захочешь, чтобы этот жил. Держи дискету. Денька через три отдашь Седому. Не раньше, но и не позже.

— Что ему сказать… В смысле, где я ее взяла? — помолчав, с трудом выдавила из себя я.

— А он не спросит, — ухмыльнулся Хорек и… подмигнул мне. И подписал себе приговор.

Впрочем, подписал он его, когда вслух сказал… озвучил, чем он меня берет. А когда подмигнул, просто поставил точку. Он не дурак, вернее, уже можно сказать, был не дурак, но он не учел моих пятнадцати прожитых с Ковбоем лет — я кое-чему у него научилась. И усекла одну из главных заповедей: если ты хоть раз поддалась нажиму — шантажу, или еще какому-то, неважно, — если хоть раз прогнулась, тебе конец. Пэ-пэ. Сто процентный. Как говорит моя американская дочка, на сто пудов. А если не прогнулась, то каким бы страшным ни был шантаж, у тебя есть шанс. Пусть малюсенький, ничтожный, но — шанс. Точно, как с теми, кто шел под дулом автомата папаши Ковбоя — позади точно