Кошки говорят «мяу» - [31]
Не ахти какое достижение? Ну, это как сказать. Для кота это — немало. Совсем не мало, а если кого не устраивает, заведите мопсика — там будет и хвостовиляние и все прочее, включая даже домашнее тепло, но… Не то. Совсем не то.
«Инструмент» у Кота был, конечно, не таким автоматом, Ванькой-Встанькой, как у Хорька, но… Кот как-то удивительно чувствовал, просто знал, что, когда и как мне надо. За секунду, или за какую-то долю секунды до того, как в моем мозгу мелькала, скажем, мысль, погладил бы ты меня по животу, его ладонь накрывала мой пупок, вызывая не только «иголочки» возбуждения, завода, но еще и странноватое ощущение тепла и… Тепла и покоя.
Это его знание в каком-то смысле напоминало точность машины, какого-то устройства… Нет! Я пыталась вызвать в себе такое ощущение, пыталась этим как-то отдалиться, но не получалось — его ласки не были механическими, не были… ну, штампованными, что ли. Я бы почувствовала, если бы… Хотя говорил же какой-то гениальный актер своему дружку рангом пониже, что, дескать, у того в запасе пять-шесть штампов, а у него, у гениального, просто штук сто — вот и вся разница, но… Словом, если Кот и был каким-то устройством, автоматом, то — сделанным, запрограммированным словно лично для меня, под меня.
Я стала все реже и реже встречаться с Хорьком. Все в нем начало раздражать меня — сначала какие-то дурацкие мелочи, вроде давно не стриженных ногтей на ногах и рыжеватых волосков в ушных раковинах (никогда в жизни не обращала внимания на такие…), а потом и даже его краса и гордость, его роскошный Ванька-Встанька.
Впрочем, если бы это распространялось только на Хорька…
То же, или почти то же самое раздражение стало появляться в супружеской койке. Я быстро научилась преодолевать его, понимая, что в эту сторону идти нельзя, что так можно и заиграться, что это уже чревато серьезными… Но легко преодолевая это раздражение и заставляя себя лихо кончать под и над литым упругим телом Ковбоя, я все чаще… Ну да, так было легче! Я все чаще представляла себе другого — прикрывала глаза и в красноватой темноте рядом со мной появлялись, выплывали слегка поседевшие растрепанные патлы лижущего мой сосок Кота, и я чувствовала на себе его руки, и вся раскрывалась для него, и входил в меня он, и темные теплые глаза на его стареющей усатой морде вдруг по воле расшалившегося воображения становились круглыми, желтели, и в них загорались и начинали тускло помаргивать, мерцать какие-то странные желтовато-зеленые огоньки, и… Я кончала так, что мой Ковбой довольно стонал и стискивал меня своими накаченными руками аж до хруста в ребрах. Здорово, если бы только…
Если б только не кончилось тогда, на открытии казино, наше партнерство, если б не… Как бы я ни кончала, как бы ни захлебывалась оргазмами, что с ним, что с Хорьком, а все равно была теперь одна.
Только с Котом — немолодым, женатым, довольно потрепанным, и по нашим меркам, нищим мужиком, — это ощущение… Не пропадало, но хотя бы отступало, отодвигалось и не давило. Только с тем, кто ни при какой погоде не мог дать мне хоть сколько-нибудь защищенности, вообще не мог дать ничего — даже места, где трахаться (мне самой пришлось снять недорогую, запущенную квартирку, а ему говорить, что беру ключи у подружки), — у меня… Ну, что вилять перед собой — я запала на него, залипла, зацепилась. Он вытеснил из моего «графика» Хорька, занял его место, но не просто заменил, а… Превратился во что-то, вроде наркотика — стоило нам не встретиться недельку-другую, и у меня начиналась ломка. Такое странное ощущение пустоты, которая ничем и никем не заполнялась, ни «Абсолютом», ни мужем, ни Хорьком.
Кстати, Хорек…
В тот самый день, когда я кинула его на даче и улизнула к Коту, Хорек, как животное, что-то почуял. Я тоже почуяла в нем перемену, но мне было настолько наплевать на него, что… Я его недооценила.
Его глазки стали порой очень внимательно рассматривать меня во время наших (теперь все более редких) кувырканий в койке, и недобрый огонек в них зажигался все чаще и чаще. Потом, получив очередной отлуп, он молча повесил трубку, а через недельку…
Он звякнул с утра и поинтересовался моими планами на этот день.
— Ты в них не входишь, — равнодушно ответила я.
— Понял. Но ты все-таки заскочи около двух. Ненадолго.
— Зачем? Я же сказала, у меня на сегодня другие…
— Ты заскочи. Есть разговор.
Я заскочила. Хорек встретил радушно. Предложил выпить — я отказалась. Предложил раздеться — я отговорилась течкой. Он изобразил удивление.
— Когда нам это мешало? Пошли в ванную.
— Не сегодня… Ну, правда, льет, как из ведра.
— Ну, что ж, пойду сварю кофе, а ты, — он лениво потянулся, подошел к столу, выдвинул ящик и достал оттуда какой-то конверт, — погляди пока вот это, — он кинул конверт на журнальный столик, — полюбуйся, грамотно сделано.
Он ушел на кухню варить кофе, а я, не вставая с кресла, дотянулась до конверта, вытащила из него несколько фотографий, и… Странная, тупая иголочка кольнула меня где-то возле диафрагмы. Где-то очень-очень глубоко.
