Кошка - [2]
— Прекратите болтовню, чтобы я этого больше не слышал, — ворчит офицер. — Если мы не поймаем «Кошку», вы у меня получите на орехи!
В палатке на авеню Великой Армии временно устанавливается тишина. Три лжемонтера задумываются над тем, что их ждет. Они думают об Альстере, Венском лесе и Ванзее[1]. Они думают один о невесте, другой — о матери и третий — о маленьком сыне. Они думают о том, что их ожидает в России, если им сегодня не повезет.
Юный и смазливый лейтенант Хальбе вот уже несколько дней полон безудержного гнева, который никак не может обрушить на кого-нибудь. Он — единственный из троицы, засевшей в палатке номер один, точно знает всю предысторию охоты за самым крупным и опасным шпионом второй мировой войны. Это его, лейтенанта Хальбе, откомандировали в Париж с особой миссией, где он был представлен будущим сотрудникам. Их набрали во всех концах Германии и на фронтах. Это были образованные люди — инженеры и высококвалифицированные техники, которые привыкли самостоятельно мыслить и прекрасно знали, какую важную задачу им предстояло выполнить.
План, который лейтенант Хальбе представил своим новым начальникам, был прост и гарантировал успех. Надо было установить в трех точках города пеленгаторы. Приблизительное местонахождение передатчика «Кошки» было уже определено: где-то в домах по улице полковника Молля.
— У наших пеленгаторов — подвижные рамочные антенны, — просвещал своих не очень смысливших в радиотехнике шефов. — Мы введем в действие три прибора, которые будут установлены в углах треугольника, построенного вокруг улицы полковника Молля. «Кошка» начнет передачу, мои люди настроятся на нее и будут вращать свои антенны до тех пор, пока слышимость во всех трех наушниках не станет максимально ясной. В этот момент надо провести прямую линию перпендикулярно к рамке антенны. Она, эта линия, точно пройдет через пункт, где находится рация. Три таких прямых пересекутся в одной точке. Точно там и будет находиться квартира «Кошки».
Начальство быстро утвердило план лейтенанта. Однако, когда дело дошло до практической реализации его замысла, взбунтовался прусский солдафонский дух шефов. Ведь юный реформатор осмелился одеть своих подчиненных, да и себя самого в синие спецовки французских монтеров. В отношении этой «военной хитрости» возникли большие сомнения. Майор Бонштег взволнованно потряс своей коротко остриженной седоватой головой.
— Я категорически возражаю против того, чтобы личный состав роты радиопеленгации был переодет в гражданскую одежду и замаскировался под французов. Солдат в гражданском — это издевательство над дисциплинарным уставом нашей армии!
Лейтенант Хальбе, получивший приказ изловить опаснейшего шпиона, попытался настоять на своем.
— Если мои люди в форме и с пеленгаторными приборами в руках, — спокойно пояснил он, — будут бегать по улицам города, то я имею основания опасаться, что прохожие сейчас же обратят на них внимание со всеми вытекающими отсюда нежелательными последствиями.
— Тогда надо разработать другой план,—отрезал майор, — чтобы солдаты могли выполнить поставленную задачу в военной форме!
Выполнить такое задание лейтенант был не в состоянии. Возникли ожесточенные споры. В результате потеряли драгоценное время, в течение которого «Кошка» продолжала беспрепятственно передавать «Военному министерству в Лондоне комната 55-а» сверхсекретную информацию.
Это заставило шефов упрямого лейтенанта пойти на компромисс. Было принято следующее соломоново решение:
«Солдатам разрешается носить гражданскую одежду, но при этом должны строго выполняться два условия. Во-первых, они обязаны соблюдать уставные отношения со своими командирами, когда, в обозримом пространстве нет французов. И, во-вторых, им надлежит при обращении к своим начальникам называть их воинское звание, если опять же в зоне слышимости нет французских граждан».
При таких, мягко выражаясь, странных обстоятельствах началась операция. И этим объясняется, почему ефрейторы Винклер и Штаден тянулись в стойке «смирно», цепляясь головой за брезент тесной палатки, и присовокупляли к каждой своей фразе обращение «господин лейтенант». И Хальбе был не единственным офицером, который бесился от того, что его подчиненные издевательски точно выполняли приказ высшего начальства...
—Докладываю, господин лейтенант, осталась еще одна минута до девяти, — чеканил ефрейтор Штаден, отдавая честь и пытаясь щелкнуть каблуками.
— Если вы еще раз скажете «господин лейтенант», получите от меня пинок в зад, — рычит Хальбе.
Он уставился на циферблат своих наручных часов, по которому мучительно медленно, как ему кажется, ползет секундная стрелка.
15.. . 20... 25... 30...
Еще полминуты!
Лейтенант хватается за наушники. Точный план района города, где он ищет «Кошку», лежит у него на коленях. На плане красным карандашом отмечены места, где установлены пеленгаторы.
35.. . 40... 45...
Лейтенант Хальбе со своими людьми коротает уже седьмую ночь на улицах Парижа. Семь ночей и вечеров пытаются специалисты установить точное расположение радиопередатчика. Пока это им не удалось. Хотя все же за это время мучительно медленно — район за районом, улица за улицей — они вплотную приблизились к «Кошке».
«Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично.
В книге, написанной непосредственными участниками и руководителями освободительного движения в Сальвадоре, рассказывается о героической борьбе сальвадорских патриотов против антинародной террористической диктатуры (1960-1970-е годы).
Отец Бернардо — итальянский священник, который в эпоху перестройки по зову Господа приехал в нашу страну, стоял у истоков семинарии и шесть лет был ее ректором, закончил жизненный путь в 2002 г. в Казахстане. Эта книга — его воспоминания, а также свидетельства людей, лично знавших его по служению в Италии и в России.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.