Кошка, Сёдзо и две женщины - [7]

Правда, самой ей жить осталось не так уж долго, попользоваться этим добром ей вряд ли удастся, но каково-то придётся её бестолковому Сёдзо, когда её не станет? Она не может умереть спокойно, пока не обеспечит сына. Построили новую дорогу, провели электричку, старая дорога в Асию постепенно хиреет, долго ли ещё продержится их лавчонка? А если придётся переехать, значит, лавку нужно будет продать, и куда ж тогда податься? Сёдзо в таких делах полный неумёха, он будет голодать, а торговлю наладить не сумеет.

Мальчишкой он учился в вечерней школе и работал то в банке посыльным, то в гольф-клубе подавальщиком мячей, как стал постарше — учеником повара, но нигде не задерживался подолгу, работал спустя рукава. А тут умер отец, вот он и оказался владельцем мелочной лавки. На самом-то деле всю торговлю вела мать, а Сёдзо, даром что мужчина и должен бы, казалось, заняться делом, только и знал, что возиться с кошками, играть на бильярде и разводить карликовый садик, да ещё заигрывать с девицами из дешёвых кафе. Как-то раз, правда, попросил у дяди денег взаймы, хотел открыть кафе при дороге, но дядя его отчитал, на том дело и кончилось.

Четыре года назад, когда Сёдзо было двадцать шесть лет, он попросил Цукамото, продавца татами, найти ему невесту и женился на Синако, бывшей в услужении в одном доме в Асии. К этому времени торговля уже пошла из рук вон плохо, едва сводили концы с концами. Правда, были постоянные покупатели, ещё с отцовских времён, какое-то время они выручали, но вот уже почти два года нечем стало платить за аренду участка, на котором стояла лавка. При цене пятнадцать сэн за цубо долг составил что-то около ста двадцати иен, выплатить его не было ни малейшей надежды. Синако, убедившись, что на Сёдзо рассчитывать не приходится, стала подрабатывать шитьём, бралась за любую работу, более того, пустила в дело собственные сбережения, накопленные в годы службы, от них тоже довольно скоро почти ничего по осталось. Конечно, выгонять такую невестку было несправедливо, понятно, что все соседи её жалели. Но, по мнению О-Рин, тут уж, как говорится, было не до жиру, быть бы живу, к тому же развод облегчался тем, что Синако так и не понесла. Отец Ёсико тоже был рад одним махом и дочь пристроить, и племянника облагодетельствовать, а потому охотно содействовал О-Рин в её затее.

Так, стараниями родителей, Сёдзо и сошёлся с Ёсико. Впрочем, все относились к нему неплохо, он умел нравиться. Красавцем он не был, но, видимо, в нём привлекали добрый нрав и какая-то детская наивность. Когда он работал подавальщиком мячей, богатые игроки в гольф и их жёны привечали его и задаривали подарками на Новый год и праздник Бон, в разных кафе он имел головокружительный успех и ухитрялся часами торчать там почти без денег; всё это приучило его к праздной жизни.

И теперь, когда О-Рин ценой таких усилий раздобыла ему жену со средствами, никак нельзя было её упускать; О-Рин знала, что та легка на подъём, так что лучше уж они с сыном будут приноравливаться к её капризам. Таким образом, в истории с кошкой с самого начала всё было ясно. Честно говоря, О-Рин самой эта кошка осточертела. Сёдзо привёз Лили из Кобе, где одно время жил, работая в тамошнем ресторане. С её появлением в доме стало невыносимо грязно. Сёдзо доказывал, что киска нигде не гадит и делает только в песочек. Это, конечно, было прекрасно, но она даже с улицы приходила делать в этот песочек, от него ужасно воняло, и вонь разносилась по всему дому. Вдобавок киска расхаживала с прилипшим к заднице песком, из-за этого все татами стали шершавыми, что твоя наждачная бумага. В дождливые дни воняло ещё сильнее, буквально нечем было дышать, и когда кошка возвращалась с прогулок, то там и сям чернели следы от её мокрых и грязных лап. Сёдзо очень гордился также тем, что Лили не хуже человека умеет открывать и двери, и фусума, и сёдзи — словом, всё, что раздвигается. Но гнусной твари хватало разумения только на то, чтобы открывать, а закрывать она уже не могла, и в холодное время всё, что она пооткрывала, приходилось закрывать самим. Это бы ещё полбеды, но из-за кошки бумага на сёдзи была вся в дырах, а двери и фусума в царапинах. Кроме того, нельзя было оставить без присмотра ни сырое, ни варёное, ни жареное, всё мгновенно пожиралось, даже во время стряпни провизию приходилось прятать в мойку или под сетку от мух вплоть до самой подачи на стол. Но хуже всего было то, что частенько Лили рвало. Увлёкшись своими акробатическими фокусами, Сёдзо перекармливал её, и стоило ей отойти от стола, как ужин извергался из неё наружу, так что потом везде валялись рыбьи головы и хвосты.

До появления Синако вся стряпня и уборка входила в обязанности О-Рин, она вдоволь натерпелась от Лили и сносила всё это до сих пор только из-за одного случая. Как-то раз, лет пять или шесть назад, она уговорила Сёдзо отдать Лили одному зеленщику из Амагасаки. И вот примерно через месяц кошка сама прибежала обратно. Ну, собака — это ещё понятно, но чтобы кошка проделала путь длиной в пять-шесть ри в поисках любимого хозяина! После этой трогательной истории не только Сёдзо привязался к Лили вдвое крепче прежнего, но и О-Рин примолкла, то ли разжалобившись, то ли напугавшись. Когда же в доме появилась Синако, О-Рин стала обращаться с кошкой почти что ласково — по той же причине, что впоследствии и Ёсико: Лили давала прекрасную возможность насолить Синако. Поэтому Сёдзо был совершенно обескуражен, когда увидел, что мать неожиданно встала на сторону Ёсино.