Кошка, которая умела плакать… - [52]

Но всё-таки, становиться ради этого рабом, да и своих детей и детей их детей обрекать на такую же участь без их на то согласия — для алая это как-то дико, и я не могу до конца понять…

— Вот и я, Аниаллу. Очень долго не мог понять. И даже, более того, придумал закон, позволяющий потомкам рабов выбирать свою судьбу. Положил его к стопам своего дяди…

— И он, конечно, чуть не убил тебя?

— Нет, — горько усмехнулся Анар, — он милостиво согласился принять моё предложение.

— Ты шутишь?

— Кор издал указ, что каждый, кто недоволен своей жизнью, волен беспрепятственно покинуть Руал…

— Но это «беспрепятственно» было не указ для «милых» обитателей окружающих город лесов, — подхватила Аниаллу, за последние дни научившаяся хорошо понимать психологию своих руалских собратьев.

— Именно так, — подтвердил Анар, грустно кивнув. — Пятеро рабов покинули наш город на следующий же день. Все погибли в течение трёх часов ужасной смертью. И я видел это, благодаря магии слуг моего дяди.

— Неужели они не знали о том, что ждёт их за стенами?

— Знали, конечно. Но все они были молоды и амбициозны. Слово «свобода» значило для них вовсе не то, что для нас с тобой. Но я тогда этого не понимал. Хотя должен был понимать. Они видели, что все свободные живут в Руале намного лучше рабов, им казалось, что едва они обретут свободу, как заживут с таким же великолепием, что там, за пределами нашего города, они станут такими же господами, как алаи здесь.

В результате, как и всегда, мои действия только упрочили существующую систему.

— Я мог бы убить Кора, — равнодушно сказал Анар, а Алу подумала: «Как же это он решил справиться с Правосудием Души?»

— Мог бы расправиться с царицей и её сыном, — всё тем же ровным тоном продолжил алай. — И меня удерживала от этого вовсе не кара богини, которую сулили жрецы за убийство членов царской семьи. Уже много лет назад я мог бы взойти на престол и в корне поменять весь уклад жизни руалцев. Но я вовремя одумался и не сделал этого.

— Ты понял, что поступил бы со своим народом так же, как жрецы поступали с тобой: ты стал бы тираном, клыком и когтем насаждающим новые порядки и законы.

— Да, я бы многое отдал за то, чтобы найти хоть какой-то реальный повод, помимо моего личного недовольства жизнью, чтобы возненавидеть руалскую власть и начать с ней бороться. Но я видел, что мои реформы не нужны никому, кроме меня самого. И, если вдуматься, даже мне по-настоящему не нужны.

Нет, мне очень хотелось переделать этот лесной мирок, подогнать его под мои собственные представления о счастье. Но всё больше убеждался, что многим, если не сказать всем, нравится так жить. Всем: и рабам, и их хозяевам. И если мне наша жизнь казалась неправильной, то остальным такой же показалась бы та жизнь, о которой я всегда мечтал.

Я очень много думал об этом. И, если ты позволишь, вот к чему я пришёл.

Никто и не запрещал уходить из Руала.

Ты удивлена? Те, кто хотел уйти до появления «чудного» Агирова зверинца, — ушли сразу. Те, кто остались, — остались по доброй воле, это была особая порода существ, независимо от их расы, из тех, кто предпочел зарегламентированную, но сытую и спокойную жизнь. Они передавали это свойство по наследству своим детям, внукам и правнукам. А тех, кто все-таки рождался свободолюбивым, никто не держал — пожалуйста, иди. Половину съедят, а тем, кто выживет, никогда уже не придет в голову вернуться обратно, и мутить воду они будут где-нибудь в другом месте, но не в Руале!

Аниаллу долго молчала, задумчиво покалывая щёку острым ноготком, а затем подняла на Анара глаза и сказала:

— Ты поступил мудро, — и чувствуя, что надо переменить тяжелую для него тему, добавила: — Но мы отвлеклись от истории Барьера…

— Эта история уже почти закончилась. Мы закрылись в своём городе, защищенные от окружающего мира. А его святейшество Агир Освободитель, проживя со своим народом еще долгие четыреста лет, покинул нас и вознёсся в Бриаэллар, дабы занять достойное такого великого алая, как он, место у подножия трона богини.

— А как именно он вознёсся? — пряча улыбку, спросила Алу.

— Спустился в это самое подземелье, на нижние его уровни, где располагаются гробницы властителей прошлого, возлёг в свой гроб и оставил этот мир. По собственной воле, как и подобает мудрейшему и достойнейшему из алаев, — ответил Анар с присущим ему грустным сарказмом. — Это всё, что я знаю. Если хочешь услышать более полную версию — лучше спроси у Амиалис, отец призвал её перед смертью, дабы дать ей наставления.

— Наставления? — навострила уши девушка.

— Да. Никто в Руале точно не знает, сколько мудрости он вложил в её голову в тот день, но мать говорила, что самым главным его пожеланием было наложение запрета на это подземелье.

— И больше нет никаких упоминаний? Может быть, какие-то молитвы, тексты или что-нибудь вроде того? Сплетни, наконец.

Анар отрицательно покачал головой. Ему уже самому стало интересно разобраться в этой истории. Но никакого способа сделать это он не видел — жрецы и властители Руала были слишком умны, хитры И предусмотрительны, чтобы оставить хоть какие-то свидетельства своих действий, за которые их можно было бы упрекнуть или осудить.