Кошка колдуна - [124]

Сам же Диху… Да, пожалуй, он давно уже не чувствовал себя настолько живым. Рукояти мечей как живые настойчиво толкались в ладони, волосы, он чувствовал, тоже шевелились не хуже, чем у Кайлих, внутренний огонь Силы заставлял татуировки сиять так, что сохранять спокойствие было сложновато.

«Если он не поприветствует нас первым, драки не избежать», – подумал Диху, прищурившись и вглядываясь в лицо конунга. Но Велунд, обнаружив, что насладиться замешательством незваных гостей не получится, тянуть не стал. И поприветствовал. Но как!

– Явиться без даров и приглашения, зато со скотиной! – усмехнулся конунг, развалившись в кресле. – Кто еще способен на такое, кроме мужественной дочери Ллира, носящей рогатое копье? Ты так сурова, что немудрено тебя саму спутать с мужчиной, о Кайлих! Только никак не разгляжу: уж не жена ли рядом с тобой?

– Госпожа, верно, завела себе нового пса! – хохотнул незнакомый Диху среброволосый альфар, сидевший во главе стола по правую руку от Велунда. – Или наконец-то взяла на сворку беглого кобеля?

– Глаза подводят меня! – подхватил еще один альв, на этот раз сидевший слева. – Что это за странная тень на щеках госпожи? Уж не изморозь ли? Или то пробивается щетина?

Велунд и не думал одергивать своих подданных, откровенно наслаждаясь их злословием. И то верно: запихнуть в пару фраз столько оскорблений способны только альфар. Но Кайлих лишь фыркнула:

– И тебе привет, Велунд. Негоже заглядываться на чужую свору; разберись сперва со своими пустолайками. Хэй, кто тут столь смел, что тявкает на меня?

Она пристукнула пяткой копья о гладкие плиты, высекая сноп искр, и альфары, зашипев, отпрянули.

– Да уж, недаром ты якшаешься с изгоями, Кайлих, – прищурился Велунд. – Нрав твой от зимы к зиме все круче.

– Нам с тобой детей не нарекать, и что тебе до моего нрава, Велунд? – парировала сида. – Мы пришли не кружку медовухи клянчить. Выполни мою просьбу, и мы сразу уйдем.

– А просьба все та же? – Конунг повел белоснежной бровью. – Открыть для тебя врата? Неужто у тебя самой не хватит сил, чтобы пробить дорогу? Не ты ли стучала во врата Альвхейма так, что в самом Асгарде икали?

– Будешь испытывать мое терпение, поимеешь не только икоту, но еще и почихоту, альв. Довольно с меня и болтовни твоей челяди.

– Хорошо! – Велунд неожиданно благосклонно кивнул и хлопнул себя по коленям. – Врата я открою, и может статься, что ты даже сумеешь в них войти. Но на дар ждут ответа, Кайлих. Прояви уважение.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты не принесла нам ни подарков, ни приветственных слов, а речи твои любезными не назвал бы даже глухой. Даруй же нам хотя бы отраду для глаз. Спляши для меня, дочь Ллира, и я открою врата для твоих слуг.

Это было уже слишком. Даже по рядам альфар пробежал тихий изумленный ропот, что уж говорить о сидах. Здесь только смертные не понимали, насколько непристойными были речи Велунда.

Диху увидел, как гневно затрепетали ноздри Кайлих, и прежде, чем сида прорычала что-нибудь непоправимое, шагнул вперед, оттирая женщину плечом.

– Ну, хватит! – холодно сказал он, сожалея лишь о том, что конунга альфар нельзя испепелить взглядом. – Моя жена не раба тебе и не пленница, чтобы плясать по твоему слову, Велунд. А если уж ты настолько позабыл всякое вежество, напомнить ли тебе, что негоже предлагать женщине плясать военные танцы, когда рядом есть ее муж?

Брови Велунда уползли куда-то к обручу венца, ропот альфар перерос в гомон, в котором совершенно утонуло тихое хмыканье самой Кайлих. Диху спиной чуял ее веселое и язвительное изумление, но Неблагая, по крайней мере, не стала опровергать его слова. Хотя бы пока.

– Что ты сейчас сказал, туата? – сдавленно просипел Велунд, словно с трудом сдерживал то ли смех, то ли кашель.

– Нетрудно и повторить, коли слух тебя подводит! – ухмыльнулся Диху, неторопливо вытягивая из ножен мечи. – Я сам спляшу для тебя, конунг. А чтобы пляска пошла веселей, пришли-ка мне партнеров для танца! Или доблестным альфарам кое-что мешает славно сплясать на радость своему конунгу?

Катя

Я так понимаю, это такой альфарский хитрый финт ушами был – сделать так, чтобы смертные тоже понимали, о чем говорит Велунд. Прониклись, как говорится, и содрогнулись. Ни одного знакомого слова мы не услышали, но смысл их стал ясен, как белый день. Надо признать, волшебный синхронный перевод «приветственных» речей обитателей Льюсальвхейма нас взбодрил. Я даже язык прикусила от такого виртуозного хамства. Неслабые мускулы горца, сокрытые под грязной вонючей рубахой, моментально обратились в камень, он так глухо, по-звериному зарычал, что меня, зажатую между Кеннетом и Прошкой, тоже окатило волной гнева. Клянусь, больше всего мне хотелось вколотить поганую ухмылочку белобрысого гада обратно в его глотку, заставить пожалеть о каждом слове. Хам трамвайный, а не конунг, вот кто он после этого. Глумиться над теми, кто в меньшинстве, кто заведомо слабее, так мерзко. Ладно, люди для них животные, «скотина», как выразился сам Велунд, но так унижать детей Дану?

Я покрепче сжала в кулаке рукоять маклеодовского дирка, наконец-то должным образом оценив душевную широту моего далекого родича из другого временного потока. Хороший он парень все-таки, подумала я. Позаботился, как мог и умел.