Кошечка из Сакурасо 8 - [4]

Экзамены стартовали ровно за неделю до школьной поездки.

— Канда-кун, ещё я добиваюсь рекомендации для поступления, так что пока не мешай… вот на что намекаю.

— Я тоже не против, — сказала Масиро, выражая взглядом согласие. Словно она хотела заявить то же самое про экзамены и рекомендацию.

— Ты уж прости… Ах, нет, спасибо. Большое тебе спасибо.

Если бы Сората мог, то ответил бы мгновенно.

— Ну, на этом закончим! — неестественно бодро прокричала Нанами. Всем видом она показывала, что уже не выдерживала гнетущей атмосферы. Тем более котята ждали.

— Надо им имена придумать.

— Тогда решено.

3 мая.

В тот день в дневнике собраний Сакурасо написали:

«В Сакурасо прибавление. Пятнистая Мидзухо, полосатый Цубамэ, белая малышка Сакура. Давайте жить дружно. Подпись: Канда Сората»'.

Сората закончил вносить запись и пошёл спать.

2

Тремя часами ранее дата сменилась на 4 мая.

Комната 101 Сакурасо погрузилась в тишину… Однако Сората, который в ней жил, всё никак не мог уснуть. Вернее, давно бросил попытки.

Он развалился на кровати, раскинув руки и ноги, и уже какое-то время таращился в потолок, изучая хорошо знакомые деревянные балки.

Тело, словно при лихорадке, покрылось неприятной испариной. Дело было не в телесной болезни. Жар вызвало беспокойство — кошки на душе уже живого места не оставили.

Ничего удивительного — как только Сората остался один, разум поработили услышанная фраза и написанная картина...

«Я шалено тебя люблю, Канда-кун».

Голос Нанами основательно засел в ушах, прилип к барабанным перепонкам и въелся в мозг. Кожа до сих пор ощущала напряжение, которое Сората тогда испытал.

Он не мог приказать своему телу взять и забыть тот трепет. Сердце никак не успокаивалось, отчего постепенно становилось труднее дышать.

Сората закрыл глаза, пытаясь унять чувства. Но в памяти намертво засела картина, словно её повесили на внутреннюю сторону век. Масиро нарисовала Сорату, придав ему спокойное выражение лица с намёком на улыбку и наделив образ искренней добротой.

Увидев раз, он точно не смог бы забыть.

Вот насколько мощный эффект оказала на него картина Масиро.

«Люблю тебя, Сората».

Вот какую фразу, вот какие мысли вложили в картину… Сората плохо понимал язык живописи, но всё-таки он лучше всех улавливал настроение Масиро.

Признание.

Куда там серьёзнее.

К тому же признались одновременно двое.

Когда главный герой произведения обычно сталкивался с чем-то настолько невозможным, он думал: «Да я точно сплю».

Но Сората не чувствовал подвоха. Всё происходило в реальности.

И потрясение от признания. И нахлынувшая потом радость вперемешку с возбуждением. И глупое выражение лица, когда он катался по кровати, как ненормальный… И как он под конец упал с постели и хорошенько ударился головой. И как от боли помутнели мысли...

И как он ещё недавно, не выдерживая наплыва эмоций, без конца бурчал себе под нос: «Вот это я попал...» или «Блин… Мне кранты».

И то, что мысли у него в голове устроили танцевальную вечеринку и постоянно звучали фанфары. И то, что он принимал это как должное.

И даже то, что в конце концов ему удалось постепенно успокоить разбушевавшееся сердце...

Всё это было по-настоящему, всё происходило в реальности.

Гулкие эмоции, наконец, ушли спать, оставив в груди лишь отзвуки и смятение.

Заглянув внутрь себя, Сората отмахнул удивление со смятением и погрузился глубже, где ещё лучше прочувствовал радость с восторгом. Где-то там поджидала одна единственная мысль.

«Я так ничего и не добился», — таилось в самой глубокой чаще. — «Так и не приблизился в своей цели».

Да, без вариантов.

Упёршись в потолок своих возможностей, Сората больше не мог что-то ещё. А встречаться с кем-то и дорожить?

— Не знаю, вот и страдаю… — пробурчал самому себе Сората, и голос растворился в комнате.

Желая отвлечься, парень приподнялся с кровати. В ногах с довольным видом спали только что подобранные котята в компании белой Хикари и чёрной Нодзоми.

Рот сам собой расплылся в улыбке.

Поглядев на кошек какое-то время, Сората понял, что хочет пить, и пошёл из комнаты в столовую, где не ожидал никого застать, но всё-таки застал.

На самом близком к холодильнику стуле сидел не кто иной, как Тихиро — учительница, которая вроде как взвалила на себя ношу по перевоспитанию проблемных детей. Хотя это не мешало ей прямо на глазах подопечных опустошать в один заход банку пива. Такое происходило постоянно, потому и теперь не вызвало ни удивления, ни шока. Разумеется, Сората и трём уже пустым банкам на круглом столе большого значения не придал.

Налив воды в стакан, он сел рядом с Тихиро.

— Уф-ф, — неосознанно вздохнул он.

— Ты зачем так показушно у меня под носом вздыхаешь?

— Да просто выдыхаю, законом не запрещено.

— Ещё и словами играешь. На тебя это не похоже.

— Это в каком смысле на меня не похоже?

— Блин, надоел.

— Вы первые начали, сэнсэй! Эх...

Вновь получилось неосознанно. Видя, как Тихиро супит брови, Сората понял, что опять вздохнул.

Тихиро молча встала со стула и, подумывая вернуться в комнату коменданта, открыла холодильник. Пиво там как раз подходило к концу.

— Вот, держи.

К тыльной стороне шеи приложили что-то холодное.