Кошачья свара. Мадрид, 1936 - [74]

- Это всего лишь предположение, Гильермо. А есть ли у тебя подтверждающие это факты?

- В этом всё и дело, - с волнением ответил Гильермо дель Валье, - если бы у меня было хоть какое-то доказательство, хоть один факт, я бы пошел напрямую к Вождю и рассказал об этом ему, не ходя вокруг да около. Но если я приду с пустыми руками, с одними лишь предположениями, как он это воспримет? Разозлится и устроит мне взбучку. Но я уверен, что интуиция меня не подводит. Происходит нечто важное, что будет иметь ужасные последствия для движения и для Испании.

Энтони помедлил, прежде чем ответить, чтобы подчеркнуть этой паузой разницу в подходах.

- Это присущая испанцам проблема, - наконец сказал он, разведя руками, словно хотел обхватить всю испанскую нацию. - У вас есть интуиция, но не хватает методичности. Даже Веласкес об это споткнулся. Можешь поверить, что при всей своей отточенной технике и несмотря на проведенные в Италии несколько лет, он так и не овладел элементарными законами перспективы? Ты сам, как только что сказал, имеешь юридическое образование, но вместо того, чтобы действовать как юрист, уделяя внимание доказанным фактам и правдивым свидетельствам, думаешь и действуешь как поэт. Сейчас модно утверждать, что поэзия - это форма познания, но я с этим не согласен, по меньшей мере в вопросах подобного рода. Напротив, я считаю, что мы должны положить в основу всего логику, если не хотим погрязнуть в хаосе. Мы живем в мире с противоречивыми интересами, и совместное существование - это фундамент для коллективного создания понятных и одинаковых для всех норм.

Помолчав, он добавил с безмятежной улыбкой, чтобы немного смягчить свой назидательный тон:

- Боюсь, что подобные идеи никогда не смогут укорениться в ваших рядах.

- Я и не рассчитываю на это, - ответил Гильермо дель Валье. - Я пришел лишь затем, чтобы попросить тебя об одном одолжении. Ты спросишь, почему именно тебя? Всё очень просто: потому что ты - иностранец, ты здесь впервые и, кстати говоря, именно это снимает с тебя всякие подозрения. Ты никак не связан ни с Фалангой, ни с другими политическими движениями. К тому же я считаю тебя умным, честным и достойным человеком, а кроме того, заметил твою симпатию к Хосе-Антонио и то неуловимое родство ваших душ, из которого рождается настоящая дружба между людьми, казалось бы, совершенно разными, обладающими различными темпераментами и противоположными взглядами.

- Давай наконец приступим к сути дела, - предложил Энтони. - Чего ты от меня хочешь?

- Поговори с ним. Только не говори, что я тебя просил. Положись на его здравомыслие. Наш Вождь очень проницателен, он поймет, насколько все серьезно.

- Или устроит взбучку мне, - отозвался англичанин. Твои догадки относительно моих отношений с Хосе-Антонио так же безосновательны, как и обо всём остальном. Политическая ситуация чрезвычайно запутана, нет ничего удивительного в распространяющейся тревоге и сомнениях тех людей, в чьих руках находится будущее Испании. Если в эту неразбериху вмешается еще и иностранец, чтобы сеять страхи и подозрения, Хосе-Антонио не обратит на меня внимания или примет за сумасшедшего. Или за провокатора. Тем не менее, - добавил он, видя разочарование на детском лице собеседника, - я постараюсь поговорить с ним, если мне представится такая возможность. Большего я тебе обещать не могу.

Этого туманного заявления хватило, чтобы лицо импульсивного фалангиста снова засияло, он вскочил со стула и энергично протянул англичанину руку.

- Я знал, что могу на тебя положиться! - воскликнул он. - Спасибо! От имени Испанской Фаланги и от себя лично, спасибо, товарищ, и да хранит тебя Господь!

Энтони попытался пресечь эти излияния. Поскольку он не собирался делать обещанного и рассчитывал в скором времени покинуть страну, искренняя благодарность юноши тяжким грузом легла на его совесть. Гильермо дель Валье понял, что пора завершать беседу, и в подражание принятой у фалангистов военной умеренности, но в то же время под влиянием результатов разговора и поэтического темперамента, сказал:

- Больше я тебя не побеспокою. Только одна последняя просьба: ни единого слова моим родителям о том, что я тебе рассказал. Прощай!

Едва он вышел, Энтони бросился к шкафу. Очевидно, Тоньине стало плохо в душном шкафу, и теперь она без признаков жизни лежала среди одежды. Он взял ее на руки, перенес на кровать, затем распахнул окно и отвесил ей несколько легких пощечин, пока еле слышный вздох не дал ему понять, что бедное создание пока еще пребывает в мире живых.

Убедившись, что с ней всё в порядке, он накрыл ее одеялом, чтобы защитить от ночного холода, затем надел пальто и уселся ждать на тот самый стул, где юный фалангист пытался вовлечь его в свои реальные или мнимые интриги, всей душой при этом переживая за будущее нации. Энтони приехал в Испанию лишь для того, чтобы оценить картину, не подозревая, что окажется в самом центре столкновения всех действующих в Испании сил, вершащих историю. Он всё еще пребывал в своих невеселых раздумьях, когда Тоньина открыла глаза и огляделась вокруг, пытаясь сообразить, где находится и как сюда попала. Наконец, она виновато улыбнулась и пробормотала, словно оправдываясь: