Кошачья свара. Мадрид, 1936 - [105]

- Однако на этот раз убьет.

- Если так велит партия, он ничего не сможет поделать. Дело партии - прежде всего. Только так мы сможем достичь наших целей, как говорил Ленин.

Услышав это имя, младенец открыл глазки и захныкал.

- Проголодался, - заметила Тоньина.

- Ты его кормишь грудью? - спросила Пакита.

- Нет, сеньора. Он уже большой. Я размачиваю для него хлеб в молоке, если есть такая возможность, а если нет - то в воде.

- Я прикажу, чтобы подогрели немного молока. А какао он любит?

- Ах, сеньора, ну откуда в нашем доме взяться такой роскоши?

Пакита прошла на кухню, где тепло смешивалось с запахом тушеного мяса. Голова у нее шла кругом, но она устояла перед соблазном расстаться с пальто, отдала соответствующие приказы и вернулась в гладильную.

- На чем мы остановились? - спросила она.

- Сегодня ваша покорная слуга должна была отвести сеньора англичанина в одно местечко неподалеку от Толедских ворот, где его должен был ждать Ихинио - быть может, даже со своими товарищами, чтобы отправить его на небеса. Но ваша покорная слуга не хочет в этом участвовать; поэтому я их и заложила. Я понимаю, что если этого не сделаю я - сделает кто-нибудь другой; если, конечно, сеньора не помешает. Да, и еще: сеньора должна пообещать, что не расскажет об этом полиции. Я не хочу, чтобы Ихинио пострадал. Так вы обещаете?

Пакита задыхалась, голова у нее кружилась. Ей был нужен воздух и время, чтобы подумать.

- Хорошо, - сказала она. - Пойдем отсюда.

Открыв дверь, она чуть не врезалась в горничную в униформе, которая намеревалась войти в гладильную комнату с корзиной. Пакита приказала ей следовать за ними, и три женщины с ребенком вышли в узкую и тенистую боковую часть сада, пронизываемую потоком холодного воздуха. Пакита привела маленькую процессию в уединенный уголок рядом с мраморной статуей в нише из стриженного кипариса, где стояла скамья и каменный стол. Тихий уголок был виден из окон особняка, и Пакита спрашивала себя, как она объяснит эту сцену, если кто-то ее увидит. Женщины семьи часто занимались благотворительностью, и сама Пакита была ответственна за несколько семей бедняков, но никогда не приводила в дом нищенку, не говоря уж о том, чтобы беседовать с ней в саду в такой час. Жизнь молодой маркизы Корнелла сильно усложнилась.

Горничная поставила на стол поднос, на котором стояли чашка какао, тарелка с венской сдобой и несколько ломтиков колбасы.

- Это тебе, - сказала Пакита, едва горничная удалилась. - Думаю, ты тоже проголодалась. А если нет, то можешь взять с собой.

- Большое спасибо, сеньора, - сказала Тоньина, пытаясь напоить ребенка какао с ложечки.

Так как сложность этого процесса не оставляла возможности для разговора, Пакита воспользовалась случаем, чтобы подумать. В первую очередь, не было никакой гарантии, что история, только что рассказанная незнакомкой, которая без стеснения объявила свою позорную профессию, была правдивой. Возможно, подумала она, всё это было частью грязного плана по вымогательству. Эта шлюха поймала ее выходящей из комнаты Энтони и хотела извлечь из этого открытия пользу для себя, но, при отсутствии достаточных доказательств, пыталась впутать ее в невероятный план. Единственным разумным выходом было вызвать прислугу и приказать выбросить женщину и ребенка на улицу.

- И все-таки я ничего не понимаю, - произнесла она вслух. Если из Москвы прислали агента с одной лишь целью - убить человека, то этот человек должен был натворить что-то очень серьезное.

- Не знаю, что вам и сказать, сеньора. Ваша покорная слуга знает совсем немного. Сеньор англичанин, когда был пьян или в постели - простите за прямоту - всегда начинал говорить о какой-то картине. Возможно, никакой связи тут и нет, ваша покорная слуга не знает, но думаю, что это может послужить зацепкой для сеньоры.

Подозрения Пакиты потеряли все основания перед лицом очевидного свидетельства доверия, существовавшего между Энтони и женщиной, которая сидела перед ней.

- А не проще было бы предупредить об опасности самого англичанина, чем бегать ко мне? - спросила она. - Ведь я с ним едва знакома.

- Может быть, и проще, - сказала Тоньина. - Вот только бесполезно. Сеньор англичанин в таких делах немного глуповат.

Пакита не смогла сдержать улыбку. Совпадение мнений на какой-то миг стерло пропасть между двумя женщинами. Затем всё снова встало на свои места.

- Кроме того, - продолжала Тоньина, - для меня это тоже опасно. Предательство партии может, конечно, обернуться весьма скверно для пролетариата, но куда как хуже придется тому, кто его совершил. Достаточно уже того, что я рассказала сеньоре об этих играх. И потом, если что-то случится со мной - кто позаботится об этом бедном ребенке, рожденном во грехе?

При упоминании столь драматичной судьбы плод греха стошнило всем, что он съел, и ребенок разразился безутешным ревом.

- Ты уже думала, куда поедешь? - спросила Пакита, глядя в сторону и полагая при этом, что, выяснив этот вопрос, закончит наконец разговор.

- В Барселону, как и все.

Пакита открыла сумочку, извлекла из нее несколько купюр и свою визитную карточку.

- Возьми, - сказала она. - Пригодится. И если, будучи в Барселоне, ты вдруг захочешь изменить свою жизнь, ступай в дом барона де Фальсета, покажи ему мою визитную карточку и скажи, что тебя прислала его кузина Пакита из Мадрида. Он тебе поможет. Если ты предпочитаешь дожидаться, пока сбудется всё то, о чем говорил Ленин, то это как раз для тебя.