Корявое дерево - [19]

Я останавливаюсь перед ним с учащенно бьющимся сердцем. Оно стоит на травянистом пригорке, как будто кто-то специально посадил его здесь. Оно в три раза выше домика Мормор, а серый ствол, сплошь покрытый буграми и наростами, так огромен, что, чтобы обхватить его целиком, понадобилось бы семь таких девушек, как я, они бы вытянули в стороны руки и сомкнули их. Подножие ствола покрывает густой зеленый мох, словно роскошная бархатная юбка, скрывающая его шершавую чешуйчатую кору. Ветер почти совсем стих, и в кои-то веки ветви дерева колышутся лишь едва-едва.

Сейчас оно выглядит совсем не так, как тогда, когда я приезжала сюда летом. Вид у него почти угрожающий. Держась от него на почтительном расстоянии, я обхожу его по кругу, перешагивая через узловатые корни, выступающие из земли, как вены на тыльной стороне кисти руки. Внутри одного из громадных корней есть глубокая лужа. Мормор говорила, что ее образует бьющий из-под земли ключ, поэтому-то она никогда и не пересыхает.

Куда же подевался этот пес?

– Гэндальф! – зову я, оглядывая темную опушку леса. Растущие на ней ели стоят тесно, словно солдаты в боевом строю, их стволы образуют четкую линию. Надо было держать Гэндальфа на длинной веревке, как же мы не сообразили! Что, если он убежал далеко, а в окрестностях и правда бродит волк?

Я пробираюсь сквозь заросли колючего оранжевого папоротника-орляка и теперь уже кричу во все горло.

– Эй, подожди! – вопит из-за моей спины Стиг.

Я оборачиваюсь – и вижу нависающую над нами гору тумана. Он приглушает дневной свет, и окружающий мир кажется теперь каким-то зловещим. В волосах Стига поблескивают капельки воды, словно роса на паутине.

– Гэндальф! Где именно ты видел его в последний раз? – кричу я, задыхаясь.

Стиг показывает на дерево:

– Он рыл землю вон там, около того дерева.

Я иду обратно, проламываясь сквозь папоротник.

– И ты не позвал его назад?

Глаза Стига округляются в тревоге.

– Гэндальф! – кричим мы оба.

– Это не он? – я указываю на корявое дерево. – Вон там! Мне показалось, что там что-то шевельнулось.

Мы оба трусцой бежим к дереву, потом вдруг одновременно останавливаемся, словно наткнувшись на невидимую стену.

Внутри громадного узловатого ствола дерева имеется несколько больших полостей, образовавшихся из-за того, что дерево росло так странно. В детстве я любила играть в этих темных пустотах, но потом мне часто снились про них страшные сны. Иногда кажется, что это дерево всегда таилось где-то на самом краю всех моих кошмаров, словно оно только и ждало, чтобы сделать мне подножку и схватить меня за волосы.

Когда я была меньше, то могла стоять в самой большой из этих полостей в полный рост, теперь же мне приходится согнуться почти вдвое. Я всматриваюсь в полость, и мой затылок начинает покалывать. Передо мной черная дыра, втрое более широкая, чем кроличья нора, настоящая яма, и древесина вокруг нее покрыта глубокими царапинами, как будто кто-то резал ее ножом. Я моргаю в полумраке, не в силах поверить тому, что видит мой глаз. Из дыры исходит чернота, становясь то больше, то меньше. Словно черное пульсирующее сердце.

Воздух наполняется жужжанием – так жужжит рой мух или журчит вода, только этот звук выше, он напоминает гудение тока в проводах. Я ощущаю вонь разложения, и меня охватывает отвращение, к горлу подступает тошнота. Впечатление такое, будто мы наткнулись на разлагающийся труп, прикрытый слоем сгнивших листьев. Нам не следует здесь находиться. Я пытаюсь пошевелиться, но не могу.

Громкий лай разрушает странные чары. Гэндальф взбежал на крыльцо дома и свирепо рычит, как будто это нас со Стигом надо спасать. Потом пес начинает прыгать, кружась вокруг своей оси и неистово лая – предупреждая нас, что нам надо бежать со всех ног.

Тишину разрывает вой

Я захлопываю за нами дверь и задвигаю засов. Стиг согнулся вдвое, упершись руками в колени и тяжело дыша. На его волосах и одежде мерцают капельки воды.

– Ты в порядке? – спрашивает он. Я качаю головой, не в силах произнести ни слова. – Как же быстро ты бегаешь! Я от тебя отстал, – со смехом говорит он.

Уголки моих губ приподнимаются, но мне вовсе не хочется улыбаться. С этим деревом что-то не так. В нем словно есть что-то противоестественное. Я глубоко дышу носом, но тошнота никуда не уходит. Мне хочется блевать от одного воспоминания о том запахе гнили. Этой ямы не могло там быть, когда я приезжала сюда минувшим летом. Иначе я бы заметила. Она слишком велика, чтобы ее могло вырыть какое-либо животное, однако глубокие царапины на древесине были похожи на следы когтей.

Стиг смотрит в окно.

– Нас накрыл туман! – Он стирает с окна конденсат от своего дыхания и машет мне рукой, чтобы посмотрела и я. Окружающий мир исчез, его место заняла густая однородная серая масса. Туман вихрится над крыльцом, обвивая перила, словно шарф, ищущий, кого бы задушить. В комнате становится еще темнее, когда туман застилает окно – теперь он уже поглотил нас целиком. В доме стоит ужасный холод – так холодно мне еще не было никогда. Я смотрю на печку, ожидая увидеть в топке горку золы, однако вижу раскаленные угли, светящиеся оранжевым светом.