Кортик. Бронзовая птица - [17]

— Мишка-а! — Вверху зачернела Борькина фигура. — Миша! Ты где?

Миша не откликался. Ага! Заговорил! Пусть поищет.

— Миша, Миша, ты где? — беспокойно бормотал Борька. — Что же ты молчишь? Мишк…

— Где твой подземный ход? — спросил Миша. — Где мертвецы? Показывай!

— Это и есть подземный ход, — зашептал Борька, — туда нельзя, там самые гробы с мертвецами.

— Боюсь я твоих мертвецов!.. — Миша двинулся по проходу.

Борька схватил его за плечо.

— Смотри, Мишка, — зашептал он, — говорю тебе, идем назад, а то хуже будет…

— Пугаешь?!

— Мы без фонаря все равно ничего не увидим. Я завтра фонарь достану, тогда пойдем.

— Знаю я тебя!

— Чтоб мне провалиться на этом месте! А не пойдешь назад — уйду и не вернусь. Пропадай здесь.

— Испугался я очень! — ответил Миша, но полез вслед за Борькой.

Они вышли из подвала. Ослепительное солнце ударило в глаза.

— Так смотри, — сказал Миша, — завтра утром.

— Все, — ответил Борька, — договорились.

19. ШУРКА-БОЛЬШОЙ

На заднем дворе появился Шура Огуреев, Шурка-большой, как его называли ребята, самый высокий во дворе мальчик. Он считался великим артистом и состоял членом драмкружка клуба. Клуб этот находился в подвальном помещении первого корпуса и принадлежал домкому. Ребят туда не пускали, кроме Шурки-большого, который по этому поводу очень важничал.

— А, Столбу Верстовичу!.. — приветствовал его Миша.

— Я думал, ты уже вышел из детского возраста, — ответил Шура.

— Какой серьезный, — заметил Генка. — Где тебя так выучили? В клубе, что ли?

— Хотя бы в клубе. — Шура сделал паузу. — Но в клуб пускают только взрослых.

— Подумаешь, какой взрослый нашелся! — сказал Миша. — Вырос длинный, как верста, вот тебя и пускают.

— Я клубный актив, — объявил Шура.

— Нас в клуб не пускают потому, что мы неорганизованные, — сказал Слава, — а вот, говорят, на Красной Пресне есть отряд юных коммунистов и они имеют свой клуб.

— Есть, — подтвердил Шура, — только они называются по-другому, не помню как. Но это для маленьких, а взрослые вступают в комсомол.

Шура намекал на то, что он посещает комсомольскую ячейку фабрики и собирается вступить в комсомол.

— Здорово… — задумчиво произнес Миша. — У ребят — свой отряд!

— Это, наверное, скауты, — сказал Генка. — Ты, Славка, что-нибудь путаешь.

— Я не путаю. Скауты носят синие галстуки, а эти — красные.

— Красные? — переспросил Миша. — Если красные — значит, они за Советскую власть. И какие могут быть скауты на Красной Пресне! Самый пролетарский район.

— Еще бы! — сказал Шура и неуверенно добавил:

— У каждого есть членский билет…

— Здорово!.. — снова протянул Миша. — Как же я ничего не слыхал? Ты, Славка, откуда это знаешь?

— Мальчик один в музыкальной школе рассказывал.

— Почему же ты точно не узнал? Как они называются, где их клуб, кого принимают…

— “Принимают”! — засмеялся Шура. — Думаете, взял и поступил. Так тебя и приняли!

— Почему же не примут?

— Не так-то просто! — Шура многозначительно покачал головой. — Сначала нужно проявить себя.

— Как это — проявить?

— Ну вообще, — Шура сделал неопределенный жест, — показать себя… Ну вот, как некоторые: работают в клубе, ходят на комсомольские собрания…

— Ладно, Шурка, — перебил его Миша, — не надо слишком задаваться! Ты много задаешься, а пользы от тебя никакой.

— То есть?

— Комсомольцы на фронте воевали. А ты что? Стоишь за кулисами, толпу изображаешь… Ты лучше скажи: хочешь быть режиссером?

— Как это — режиссером? У нас режиссер товарищ. Митя Сахаров.

— Он режиссер взрослого драмкружка, а мы организуем детский, тогда всех ребят будут пускать в клуб. Поставим пьесу. Сбор — в пользу голодающих Поволжья. Вот и проявим себя.

— Правильно! — сказал Слава. — Можно еще и музыкальный кружок, потом хоровой, рисовальный.

— Не позволят… — Шура с сомнением покачал головой, но по глазам его было видно, что ему очень хочется стать режиссером.

— Позволят, — настаивал Миша. — Пойдем к товарищу Мите Сахарову. Так, мол, и так: хотим организовать свой драмкружок. Разве он может нам запретить?

— А он вас в шею! — крикнул Борька, собиравший на помойке бутылки.

— Не твое дело! — Генка погрозил ему кулаком. — Торгуй своими ирисками.

— Конечно, — продолжал размышлять Шура, — это неплохо. Но по характеру своего дарования я не режиссер, а исполнитель…

— Ну и прекрасно, — сказал Миша, — вот и будешь исполнять режиссера.

— Хорошо, — согласился Шура. — Только уговор: слушаться меня во всем. В искусстве самое главное — дисциплина. Ты, Генка, будешь простаком. Ты, Слава, — героем, ну и, конечно, музыкальное оформление. Мишу предлагаю администратором. Инженю и прочие амплуа я распределю потом, после испытаний.

20. КЛУБ

Клуб состоял из одного только зрительного зала. Когда не было спектакля или собрания жильцов, скамейки сдвигались к стене и в разных углах клуба работали кружки. Домашние хозяйки и домработницы учились в ликбезе. На сцене происходили репетиции драмкружка. Бильярдисты катали шары, задевая киями музыкантов струнного оркестра.

Надо всем этим господствовал заведующий клубом и режиссер товарищ Митя Сахаров — вечно озабоченный молодой человек в длинной порыжевшей бархатной толстовке с лоснящимся черным бантом и в узких брюках “дудочкой”. У него длинный, тонкий нос и острый кадык, готовый вот-вот разрезать изнутри Митино горло. Растопыренной ладонью Митя ежеминутно откидывал назад падающие на лицо длинные, прямые, неопределенного цвета волосы.