Корсар - [2]

Вот наше царство, нет ему границ;

Наш флаг — наш скипетр — всех склоняет ниц.

Досуг и труд, сменяясь в буйстве дней,

Нас одаряют радостью своей.

О, кто поймет? Не раб ли жалких нег,

Кто весь дрожит, волны завидя бег?

Не паразит ли, чей развратный дух

Покоем сыт и к зову счастья глух?

Кто, кроме смелых, чья душа поет

И сердце пляшет над простором вод,

Поймет восторг и пьяный пульс бродяг,

Что без дорог несут в морях свой флаг?

То чувство ищет схватки и борьбы:

Нам — упоенье, где дрожат рабы;

Нам любо там, где трус, полуживой,

Теряет ум, и чудной полнотой

Тогда живут в нас тело и душа,

Надеждою и мужеством дыша.

Что смерть? покой, хоть глубже сон и мрак,

Она ль страшна, коль рядом гибнет враг?

Готовы к ней, жизнь жизни мы берем,

А смерть одна — в болезни ль, под мечом;

Пусть ползают привыкшие страдать,

Из года в год цепляясь за кровать;

Полумертва, пусть никнет голова;

Наш смертный одр — зеленая трава;

За вздохом вздох пусть гаснет жизнь у них;

У нас — удар, и нету мук земных;

Пусть гордость мертвых — роскошь урн и плит,

Пусть клеветник надгробья золотит,

А нас почтит слезою дружный стан,

Наш саван — волны, гроб наш — океан;

А на попойке память воздана

Нам будет кружкой красного вина;

Друзья, победой кончив абордаж,

Деля добычу, вспомнят облик наш

И скажут, с тенью хмурою у глаз:

„Как бы убитый ликовал сейчас!“»

II

Так на Пиратском острове, средь скал,

Когда костер бивачный полыхал,

Гремела речь о доле удальца,

Ложась как песня в грубые сердца!

Рассыпавшись по золоту песка,

Кто пел, кто пил, кто кровь счищал с клинка.

Достав из общей груды свой кинжал,

И, видя кровь, никто не задрожал.

Те руль строгали, те чинили бот;

Иной бродил задумчиво у вод;

Иные птицам ставили силок

Иль мокрый невод стлали на припек;

Кто с алчным взором на море глядел,

Где, показалось, парус забелел;

Те — о былых вели победах речь

Или гадали в жажде новых встреч;

Но что гадать? Все — дело вожака,

Все им укажет властная рука.

Но кто вожак? прославленный пират,

О нем везде со страхом говорят.

Он чужд им, он повелевать привык;

Речь коротка, но грозен взор и лик;

И на пирах его не слышен смех,

Но все ему прощают за успех;

Вином он кубок не наполнит свой

И не разделит чаши круговой;

Его еда — кто всех грубей, и тот

Ее с негодованьем оттолкнет:

Лишь черный хлеб, да горстка овощей,

Да изредка — дар солнечных лучей

Плоды, вот весь его убогий стол,

Что и монах бы за беду почел.

Но, от услад животных далека,

Суровостью душа его крепка:

«Правь к берегу». — Готово. — «Сделай так».

Есть. — «Все за мной». — И разом сломлен враг.

Вот быстрота и слов его и дел;

Покорны все, а кто спросить посмел

Два слова и презренья полный взгляд

Отважного надолго усмирят.

III

«Корабль! Корабль!» Надежды светлый знак.

В трубу глядят — откуда он? Чей флаг?

Нет, не добыча! Все ж ему привет:

То наш корабль; гляди: на мачту вздет

Кровавый флаг. Дуй крепче, аквилон,[9]

И до заката бросит якорь он.

Обогнут мыс; он входит в наш залив,

Надменный штевень в пену волн вонзив.

Как гордо взмыли крылья парусов,

Вовек не знавших бегства от врагов;

Он по волнам несется как живой

И все стихии звать готов на бой.

Кто б не презрел свист пуль и штормов бег,

Чтоб капитаном встать на людный дек?

IV

Бежит по борту якорный канат,

И паруса уже вдоль рей лежат;

Легко качается корабль. Народ

Глядит, как опустили быстрый бот,

Сошли в него; всяк на весло налег,

Гребут, и киль врезается в песок;

Приветный крик, и вот на берегу

Рукопожатья в дружеском кругу,

Расспросы, смех и шутки без конца

И скорый пир уже манит сердца!

V

Толпа растет: весть облетела всех:

Но в оживленный говор, грубый смех

Тревогой нежной женский голос вдруг

Врывается: «Где муж? любимый? друг?

Кто жив, кто мертв? Успех у нас всегда,

Но с милыми мы встретимся когда?

Мы знаем — в бурях, средь опасных дел

Все были храбры, — кто же уцелел?

Пусть поспешат, чтоб успокоить нас

И поцелуем скорбь изгнать из глаз!»

VI

«Где атаман? Мы с рапортом к нему,

И встрече нашей, видно по всему,

Недолгой быть, как вы ни рады нам.

Веди, Жуан, к начальнику, а там,

Покончив, мы попойку заведем

И вам расскажем все и обо всем».

Ползут пираты по уступам скал,

На мыс, где стан дозорной башни встал;

Там заросли, там дикие цветы,

Там свежий ключ, спадая с высоты

Серебряной струею на гранит,

Встречает жизнь и путников поит.

Они ползут… Кто близ пещеры той

Стоит, один, глядя в простор пустой,

Склонясь на меч, задумчив и далек?

Как посох пастуха, всегда клинок

В его руке… «То Конрад! Как всегда

Один. Жуан, скажи, что мы сюда

Пришли. Он видел бриг. Скажи, что есть

У нас безотлагательная весть.

Самим нам страшно, — знаешь, как он лют,

Когда внезапно мысль его спугнут».

VII

Жуан вошел и доложил. Вожак

Все выслушал и властный сделал знак

Приблизиться. Идут. На их привет

Ни слова и сухой кивок в ответ.

«Вам, атаман, письмо: наводчик тот,

Грек, о добыче весть нам подает

Иль об угрозе. Все же мы должны

Еще…» — «Молчать», — прервал он. Смущены,

Попятившись, они стоят; потом

Догадками меняются тайком

И робко ловят атаманский взгляд,

Где прочитать решение хотят.

Но атаман лицо отводит вбок

Укрыть игру волнений и тревог.

Прочел письмо. «Бумаги дай, Жуан.

Гонзальво где?»

«На бриге, атаман».

«Пускай не сходит; вот — снесешь приказ.