Корсар - [6]

— Но…

— Никаких “но”, — говорил Пол достаточно вежливо. — А теперь возвращайся к счетам и изучай их повнимательней. Твой начальник сказал, что нашел в твоих подсчетах не меньше двадцати ошибок. Так не годится, Гарет. Разве я смогу гордиться тобой, а ты — собой, подумай сам?

Гарет не находил ответа и возвращался к своему столу, заваленному бумагами, который с каждым днем казался ему все больше и выше, и к своему стулу, словно уходившему в тусклое зимнее небо Сароса, и предавался мечтам о тропическом солнце и голубых волнах, накатывавшихся на песчаные пляжи.

Клерки, работавшие рядом, были значительно старше него, давно обзавелись хозяйством и находили радость в рассказах о том, как кому-нибудь из них едва не удалось продать груз апельсинов в тропики или найти ошибку в счетах, которая позволила сберечь для герна Раднора так много золотых монет.

Не было смысла даже подшучивать над ними. Гарет попробовал сделать это несколько раз, но в ответ получил лишь недоуменные взгляды и тяжелые вздохи.

Когда наступали сумерки, или после двенадцати поворотов склянок[1] в короткие зимние дни, контора закрывалась.

Ужин всегда бывал обильным. Пол Раднор позволял себе выпить две кружки эля перед ужином, три бокала вина в процессе пышной трапезы, состоявшей из продуктов многих стран, с которыми он торговал, и два стакана бренди, пока просматривал деловые бумаги и письма перед сном.

Гарет однажды допьяна напился элем, не испытал никакого удовольствия от своего состояния, особенно на следующее утро, и после этого, в отличие от большинства сородичей, пил лишь пиво, разбавленное вино или, что нравилось ему значительно больше, чистую воду.

После ужина Гарет оказывался предоставлен самому себе. Единственным условием было его возвращение домой за два поворота склянок до полуночи.

Ему удалось найти в сарае маленькую лестницу, и путь в город был открыт. Он уходил из дома по крыше. Никто не проверял его, и, как ему казалось, не слишком бы обеспокоился, увидев его постель пустой.

Исследование Тикао оказалось крайне интересным занятием.

В далеком прошлом город был небольшим торговым поселком на реке, построенным в девяти лигах от моря, чтобы избежать нападений пиратов. Река Нальта была достаточно широкой и глубокой для маневрирования судов, особенно после того, как в течение последней сотни лет постоянно углублялся главный канал. Она уходила на север, в самое сердце Сароса, а на восток и запад от нее отходили каналы, так что практически все товары попадали в страну через Тикао.

На северо-восточном берегу реки, внутри и вокруг обнесенного стеной старого города, располагался торговый центр Тикао. Дальше начинались холмы, на которых стоял королевский замок в окружении домов знати. Пол говорил, что, несмотря на страстное желание стать Принцем купцов, он никогда не построит дом на Королевской горе, так как, согласно закону, в случае войны и возникновения угрозы столице все эти дома подлежали сносу, чтобы обеспечить свободное пространство обстрела для орудий королевского замка.

Оба берега реки были застроены рабочими кварталами и трущобами, на севере, за Королевской горой, шли сельские дома, за ними начиналась холмистая местность.

В городе было столько извилистых улиц и переулков, что, казалось, совершенно невозможно узнать Тикао полностью — каждый день встречались новые магазин, чайная или таверна. В Тикао было много парков и поросших деревьями лужаек, открытых, согласно королевскому указу, для любого горожанина.

Гарет исследовал улицы и переулки Тикао до полуночи, иногда — до рассвета, а потом зевал за своим конторским столом под неодобрительными взглядами главного клерка.

В Тикао собирались моряки из разных заморских стран, в том числе и линияты. Увидев впервые на улице этих людей с оливковой кожей и ничего не выражающими лицами, Гарет поинтересовался у нищего, кто они.

— Работорговцы, — ответил нищий, все еще протягивая к нему руку за монетой.

— Которые нападают на наши поселки?

— Те самые.

— Почему им разрешают сходить на берег? —спросил пораженный Гарет.

— Потому что наш сиятельный король ни с кем не хочет воевать, открывает моря для всех, лишь бы в Сарос рекой текло золото. Чертов дурак, при всем к нему уважении. Люди знают, что с такой мразью можно разговаривать только на языке меча. Я сам был покалечен в кровавой драке с ними. Сражался как лев, спас жизнь приятелю, но получил ужасную рану. Могу показать, за пару медных монет…

Гарет бросил ему монету и поспешно ушел.

Потом он часто видел их, редко поодиночке, чаще группами с полдюжины, чтобы недовольные горожане не посмели забросать их камнями и грязью. Работорговцы покупали, казалось, совершенно бессмысленные вещи. Иногда конфеты, иногда — драгоценные камни. Они мгновенно поглощали все, что можно было есть или пить, и вели себя словно маленькие дети за спинами родителей.

Гарет часто ходил за ними следом, пытаясь понять, что это за люди, доходил до их странных кораблей, иллюминаторы которых всегда были освещены изнутри, словно работорговцы никогда не спали.

Он спрашивал, чем они торгуют в Тикао, так как торговля людьми была запрещена на Саросе много поколений назад. Клерк из другой фактории, недовольно поморщившись, сказал, что рабов, захваченных обычно на диком континенте Каши, который отделен от континента линиятов длинным перешейком, они продают в других странах, в которых рабство еще считается законным, а на Сарос привозят выменянные на рабов товары.