Корпоративные тайны - [12]

Шрифт
Интервал

Я запомнил дорогу с прошлого раза. Сотрудник безопасности спустился вслед за мной.

В подвале дома было светло. По полу расстелена прозрачная полиэтиленовая пленка вся в бурых и красных полосах, разводах и пятнах. В углу напротив выхода был свернутый из неё большой рулон с утолщением посередине. Почти посреди помещения стоял стол, весь залитый кровью. На одном из его краев стояла коробка влажных салфеток. По два стула по обеим сторонам стола. На одном стуле, привязанным к нему, сидел полуобнаженный окровавленный человек, склонивший голову на грудь. Его руки были кистями прибиты к крышке стола. На обеих ладонях отсутствовали все фаланги пальцев. Рядом стоящий с ним стул пустовал. Он тоже был весь в запекшейся крови. На другой стороне стола симметрично стояло тоже два стула светлого цвета. На одном из них сидел Андрей, слегка покачиваясь, отталкиваясь правой ногой от края крышки стола:

— Привет! — Бросил мне Андрей вместо приветствия рукопожатием. — Располагайся! Выбирай и приступай!

И он показал на окровавленные различные столярные и слесарные инструменты, аккуратно разложенные по столу. Он посмотрел на меня и издевательски улыбнулся:

— Сколько тебе потребуется времени? Мы успеем перекусить?

Я не знал, что ответить. Пауза затянулась на секунды три. Андрей засмеялся:

— Или тебе помочь?!

Его напарник в рубашке с закатанными рукавами тоже поддержал его смехом.

— Инструменты мне не нужны. Дайте, мне, пожалуйста, оружие.

Андрей, не переставая смеяться и раскачиваться на стуле, загнул правую штанину брюк и достал из потаённой кобуры, зафиксированной на ноге, револьвер с коротким стволом. Протянул его мне:

— Берешь вот так за рукоятку… — он показал мне, как правильно держать оружие. — … нацеливаешься и нажимаешь на спусковую скобу. Понятно?

— Да. Спасибо! Ясно. — Я взял револьвер в руку. Он был тяжелый. Подсознательно ощущалась его разрушительная смертельная мощь.

Андрей обратился к своему напарнику: «Пойдем! Пообедаем».

Оба сотрудника безопасности ушли наверх.

Я остался один с «заводчанином» в подвале. Все его тело было в крови и грязи. На нем было наколото несколько синих татуировок, наколок в области груди, ключицы и предплечья. Мне удалось отчетливо разглядеть на груди только римского легионера с обнаженным мечом. Остальные татуировки напоминали звезды какой-то странной формы с разным количеством лучей, буквами и цифрами внутри них.

Я сел на стул напротив мужчины и обратился к нему:

— Помнишь меня?

Никаких рефлекторных движений на мой вопрос с его стороны не последовало. Я повысил голос:

— Ты, сука, слышишь меня?!

Реакции со стороны «заводчанина» отсутствовали. Я дулом револьвера поднял его голову с груди. Глаза человека были закрыты. Я ударил его справа в голову рукояткой оружия. Он сдержано простонал. Ударил его еще, в этот раз сильней. Следуя траектории удара, его голова метнулась с груди в сторону его правого плеча. Человек полу открыл глаза.

— Ты помнишь меня, сука?! — Я закричал ему в лицо. — Открой глаза и смотри на меня!

Я наклонился через стол, схватил его левой ладонью за волосы и хотел приподнять его голову. Волосы выскользнули из кулака. Я разжал пальцы и посмотрел на них. Вся моя ладонь была в его крови.

— Ты сейчас умрешь, сука! Ты слышишь меня?! — Еще раз я крикнул ему в лицо.

Человек открыл глаза. И он увидел меня и дуло револьвера, направленное ему в лицо. Ни один мускул не дрогнул на нем. Он не боялся смерти. Мне казалось, что он сейчас засмеется. Наши взгляды встретились. Я не увидел в нем ни одного намека на страх или мольбу о пощаде. Я невольно восхищался мужеством этого человека. Стоя на пороге смерти, у него хватало сил и гордости её презирать.

Я хотел отомстить за свой страх смерти, который испытал, когда он со своим напарником резали меня ножом. Желал, что бы он прошел через то, что испытал я. Но по его твердому, немигающему взгляду я понял, что этот человек несгибаемой воли и безграничного мужества. Не способен на жалость ни к себе, ни к другим. Будучи, привязанным к стулу, с прибитыми руками к столу, он чувствовал себя львом среди шакалов.

— Если ты, суч…ра, такой храбрый, как сейчас, то, что же ты бежал, как трусливый заяц, в тот день, когда ты со своим другом меня резал?… Что тогда обоср…лся?! Боялся, что погибнешь под пулями?! Что же ты сейчас не боишься?! — Я выплеснул ему эмоции в лицо.

Я испытал чувство удовлетворения в уязвленном его самолюбии. По его побагровевшим глазам я видел его ярость и гнев, в том, что его обвинили в трусости. Может быть, в нашу предыдущую встречу этот человек и испытал приступ малодушия, и бежал как «трусливый заяц». Но сейчас он знал, что умрет. Возможно, поэтому, стоя на пороге безысходности, он собрал всю свою волю «в кулак» и хотел уйти из жизни героем. Он стал метаться на стуле, пытаясь освободится от пут, неимоверными усилиями воли и духа, превзнемогая боль, он хотел оторвать прибитые руки от стола и бросится на меня в последнем рывке. Это был раненный зверь в клетке. Из открывшегося рта у него бежала тоненькими струйками кровь со слюной, он не мог произнести не слова. У него были выбиты все зубы и отрезан язык.


Рекомендуем почитать
Неудачник

Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.


Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Слезы неприкаянные

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».