Корпократия. Как генеральные директора прибирают к рукам миллионы долларов - [54]

Спитцер занимает особое место в пантеоне борцов за акционерную демократию. Как бы ни различались по своим методам Лерак, Уитворт и Губи, все они, помогая инвесторам своих фондов и акционерам компаний, с которыми боролись, получали очень неплохие деньги. Спитцер же заработал хороший политический капитал. Волна, которую он поднял борьбой со злоупотреблениями в финансовой сфере, вознесла его в ноябре 2006 года до поста губернатора штата Нью-Йорк. Вряд ли я ошибусь, предположив, что его амбиции простираются далеко за пределы Олбани[62] и, если он сохранит расположение прессы, обличая кумовской капитализм и алчность Уолл-стрит и корпоративной Америки, он может подняться еще выше[63].

Стремительная политическая карьера Спитцера многое говорит о том, как сильна в обществе потребность в «крестоносце», бросающем вызов большому бизнесу. Но тот факт, что он с относительно небольшой командой смог добиться успеха там, где такие огромные ведомства, как SEC и Министерство труда, предпочитали стоять в стороне и не идти на конфликт, говорит еще больше о состоянии корпоративного управления в Америке и о проблемах, с которыми еще предстоит столкнуться.

Выбранный генеральным прокурором штата Нью-Йорк в 1998 году, Спитцер по максимуму использовал возможности, которые давала ему должность, — широкие полномочия по расследованию правонарушений и преследованию нарушителей, предоставленные Общим законом о предпринимательской деятельности штата Нью-Йорк, и то, что Уолл-стрит находилась на его территории. Всего за несколько лет, с небольшим штатом, включавшим добровольцев из местных школ права, Спитцер расследовал ряд дел, получивших громкий резонанс. Там, где пробуксовывали расследования SEC и конгресса, Спитцер сумел доказать, что несколько самых известных в Америке и мире инвестиционных банков взвинчивали цены на фондовом рынке, когда их аналитики рекомендовали инвесторам покупать акции компаний, которые приобретали у них инвестиционно-банковские услуги. В результате в 2002 году десять ведущих банков, в том числе Deutsche Bank, Goldman Sachs и Citigroup, выплатили в общей сложности 1,4 миллиарда долларов штрафов и компенсаций и согласились внести серьезные изменения в свою деловую практику. Это позволило контролировать деятельность фондовых аналитиков и избавить аналитические подразделения от давления инвестиционнобанковских отделов.

На следующий год Спитцер сосредоточился на управляющих компаниях, предоставлявших избранным клиентам возможность совершать неразрешенные операции с паями взаимных фондов. Одним из нарушений была «поздняя торговля», когда инвестору разрешалось подавать заявку на покупку или продажу паев после закрытия рынка по цене, определенной по итогам дня (в нормальной ситуации заявка, поданная после закрытия торгов, регистрируется уже по цене следующего дня). Такие операции, прямо запрещенные законом, позволяли избранным отыгрывать новости, случившиеся после закрытия рынка. Второе нарушение — краткосрочные операции с паями, когда избранным клиентам было позволено покупать и продавать их чаще, чем это позволяют правила фонда. В отличие от «поздней торговли» краткосрочные операции не являются незаконными, однако многие фонды в своих инвестиционных декларациях их не поощряют или вовсе не разрешают, так как такие сделки ведут к росту расходов, прежде всего на уплату брокерских комиссий, снижая тем самым доходы взаимных фондов, ориентированных прежде всего на долгосрочные инвестиции. В результате небольшая группка инвесторов наживалась за счет остальных. Прокурорские расследования и иски Спитцера заставили компании провести ряд реформ и выплатить свыше миллиарда долларов штрафов и компенсаций пострадавшим инвесторам. Ему также удалось добиться снижения комиссионного вознаграждения управляющих компаний на 6 процентов; оно хоть и осталось неприлично высоким, но, по крайней мере, не таким неприличным, как раньше.

Невольно напрашивалось сравнение Спитцера с другим губернатором штата Нью-Йорк и борцом с корпорациями, впоследствии ставшим президентом, — Тедди Рузвельтом. Спитцер не боялся такого сравнения. «Найдется ли здесь человек, который не одобряет того, что сделал Рузвельт?» — обратился он к финансовым аналитикам, перед которыми выступал в 2003 году. В том сорокапятиминутном выступлении Спитцер критиковал SEC, Уолл-стрит, председателя NYSE Дика Грассо, администрацию Буша и саму идею того, что корпоративная Америка вообще способна к саморегулированию. (Спитцер назвал движение за саморегулирование «полным провалом», не в последнюю очередь потому, что многие сторонники свободного рынка не живут «в соответствии с собственными принципами».)

Действительно, слышится что-то знакомое в его голосе, и хорошего в этих ассоциациях мало. Когда Рузвельт вел свой крестовый поход, еще не было Комиссии по ценным бумагам и биржам, Министерства труда (как самостоятельное ведомство оно выделилось из Министерства торговли и труда только в 1913 году) и современных регулятивных инструментов. Отдадим должное Спитцеру — он боролся за правое дело, но разве ему пришлось бы так яростно сражаться, не будь система регулирования столь никчемной и недееспособной?