Короткое правление Пипина IV - [47]
Сестра Гиацинта открыла дверь и увидела силуэт короля на фоне окна. Ее смешок заставил короля обернуться и, сощурясь, вглядеться в сумрак. Окутанная тенью фигура монахини у стены показалась ему похожей на большую черную птицу.
— Всегда полезно иметь профессию про запас, — сказала она.
Король неуклюже встал и постучал гармоникой о ладонь, вытряхивая влагу.
— Я не слышал, как вы вошли, сестра.
— Вы были слишком заняты, сир.
— Иногда приятно заняться глупостями, — сказал он принужденно.
— Возможно, не такими уж и глупостями. Подчас мы находим утешение в очень странных занятиях. Я не знала, что вы здесь. Все уехали.
— Куда?
— Некоторые испугались и удрали, но большинство отправилось в Париж посмотреть на фейерверки. Шум и суета привлекают их, как свет мотыльков. Мне тоже нужно уезжать, сир. Настоятельница приказала мне возвращаться. Боюсь, ваше правление, сир, оказалось слишком коротким. Говорят, взбунтовалась вся страна.
— Этого следовало ожидать — после моего провала.
— Провала? Я бы так не сказала. Я читала ваши предложения конвенту. Смелые предложения, сир. Да, лично для вас это был провал, но ваши слова возымели действие. Я подумала о том, кто тоже потерпел поражение, но чьи слова теперь святы для нас.
Она положила на стол возле короля небольшой сверток.
— Это подарок для вас, сир. Освященная временем традиция.
— Что это?
— Одежда монахини. Вряд ли стоит дожидаться распятия или чаши с цикутой.
— Неужели все так безнадежно? Они действительно вне себя?
— Не знаю, — сказала сестра Гиацинта. — Вы указали им на их ошибки. Им будет очень трудно простить вас. Ваши слова останутся упреком любому правительству. И они это чувствуют.
— Мне нужно разыскать Мари. Я думал, она захочет приехать за мной.
— Может быть. Но вряд ли у нее получится. В Париже бунт. А когда Париж надоест бунтовщикам, они явятся сюда. Если вы собираетесь покинуть Версаль, лучше сделать это немедленно.
— Без Мари? Без Клотильды?
— Сир, в опасности сейчас не они, а вы. Наденьте платье, и мы покинем Версаль вместе. В монастыре вы сможете переждать, а потом уедете за границу.
— Я не хочу за границу. Вряд ли для них так важно меня казнить.
— Ваше Величество, они боятся друг друга. Каждая из партий боится, что вы присоединитесь к ее противникам.
— Ерунда. Королевства не было. Не было и короля. Был король-болванчик. Просто анекдот. Мы ведь гордимся своим чувством юмора. Вряд ли они захотят превращать фарс в трагедию.
— Не уверена, — сказала сестра Гиацинта. — Совсем не уверена.
— Мой побег только подтвердит, что я персона, подходящая для гильотины. Я часто задавал себе вопрос: что если бы Людовик Шестнадцатый не пытался бежать? Если бы вышел безоружным, без охраны навстречу бунтовщикам?
— Вы храбрый человек, сир.
— Нет, сестра. Я не храбрый. Скорее глупый, только не храбрый. Я не хочу мученичества. Я хочу назад в свой маленький дом, к жене и телескопу. Ничего больше. Если бы меня не вынудили стать королем, я бы ни за что им не стал. Одна ошибка повлекла за собой другую.
— Мне так хочется, чтобы вы оказались в безопасности, сир. Но мне нужно идти. Знаете, а тот надутый маленький брюзга все-таки вылечил мои ноги. Никогда ему этого не прощу… Так вы не поедете со мной?
— Нет, сестра.
— Дайте мне вашу руку! — Сестра Гиацинта наклонилась и поцеловала руку короля. — До свидания, Ваше Величество.
Сестра ушла неслышно, не скрипнув ни единой половицей.
Король приложил еще теплую гармонику к губам и медленно вывел: до-ре-ми-фа-соль-ля. «Си» он пропустил, но, заметив это, вернулся назад, исправил ошибку и закончил на «до».
Потом он спустился по лестнице в сад. Хруст гравия под его ногами громко отдавался в безлюдном темном парке. У входа тоже было темно. Но когда король подошел к воротам, зажглась спичка, и король увидел часового, сидящего на земле, привалившись спиной к караульной будке, в полном одиночестве. Рядом с ним у стены стояла винтовка.
— Вы один? — спросил Пипин.
— Все уехали в Париж, — пожаловался часовой. — Это нечестно. Почему оставили меня? У меня ни провинностей, ни взысканий.
— Хотите «Лаки Страйк»?
— Если можно, штучку.
— Да хоть целую пачку.
— А кто вы такой? — спросил солдат подозрительно.
— Я — король.
— Простите, сир. Не узнал вас. Простите.
— Что происходит в Париже?
— Точно не знаю. Говорят, все кувырком. Говорят, бунтуют, может даже магазины грабят. А я тут сиди.
— В самом деле обидно. Так почему бы вам не поехать в Париж?
— Да что вы! Меня же под трибунал отдадут! А у меня семья. Кто о ней позаботится? Капитан приказал остаться.
— Как вы думаете, у меня выше чин, чем у капитана? — спросил король.
— Конечно, сир.
— Тогда я освобождаю вас от ваших обязанностей.
— Устно не пойдет. Как я капитану докажу?
— У вас есть фонарик?
— Конечно, сир.
— Дайте сюда.
В будке на полке лежали блокнот и карандаш.
— Ваше имя и звание? — спросил король.
— Вотэн. Сержант Вотэн, сир.
— Который час? — спросил король.
— Двадцать минут первого, сир.
«…начиная с 00.20». Поставил дату и подпись: «Пипин Четвертый, Король Франции, Главнокомандующий всех Вооруженных Сил». И протянул фонарик с блокнотом охраннику.
Сержант Вотэн посветил фонариком на блокнот и внимательно прочитал написанное.
Роман классика американской литературы Джона Стейнбека «К востоку от Эдема» («East of Eden», 1952), по определению автора, главная книга всего его творчества. Это — своего рода аллегория библейской легенды о Каине и Авеле, действие которой перенесено в современную Америку; семейная сага, навеянная историей предков писателя по материнской линии.
Написанная на основе непосредственных личных впечатлений книга Стейнбека явилась откликом на резкое обострение социально-экономической ситуации в США в конце 30-х годов. Летом 1937 года многие центральные штаты к западу от среднего течения Миссисипи были поражены сильной засухой, сопровождавшейся выветриванием почвы, «пыльными бурями». Тысячи разорившихся фермеров и арендаторов покидали родные места. Так возникла огромная волна переселенцев, мигрирующих сельскохозяйственных рабочих, искавших пристанища и заработка в долинах «золотого штата» Калифорнии.
Книга известного американского писателя Джона Стейнбека "Русский дневник" написана в 1947 году после его путешествия по Советскому Союзу. Очень точно, с деталями быта и подробностями встреч Стейнбек воспроизводит свое путешествие по стране (Москва - Сталинград - Украина - Грузия).
В повести «О мышах и людях» Стейнбек изобразил попытку отдельного человека осуществить свою мечту. Крестный путь двух бродяг, колесящих по охваченному Великой депрессией американскому Югу и нашедших пристанище на богатой ферме, где их появлению суждено стать толчком для жестокой истории любви, убийства и страшной, безжалостной мести… Читательский успех повести превзошел все ожидания. Крушение мечты Джорджа и Ленни о собственной небольшой ферме отозвалось в сердцах сотен тысяч простых людей и вызвало к жизни десятки критических статей.Собрание сочинений в шести томах.
Роман «Зима тревоги нашей», последняя книга классика мировой литературы XX века и лауреата Нобелевской премии Джона Стейнбека, отразил нарастающую в начале 60-х гг. в США и во всем западном мире атмосферу социального и духовно-нравственного неблагополучия, а также открыл своего автора как глубокого и тонкого психолога.Итен Аллен Хоули, потомок могущественного семейства, получивший высшее гуманитарное образование, знаток истории и литературы, поклонник латыни, вынужден работать продавцом в лавке какого-то макаронника, Марулло.
Первый роман Джона Стейнбека "Золотая Чаша" (1929), по свидетельству американских литературоведов, был создан под влиянием романа известного автора приключенческих произведений Рафаэля Сабатини "Одиссея капитана Блада". Стейнбек фактически создал беллетризованную биографию хорошо известного в свое время английского корсара и авантюриста XVII века Генри Моргана.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Группа бродяг, которая живет в районе монтерейских рыбоконсервных заводов, устраивает вечеринку своему другу Доку.
В книгу вошли ранее не издававшиеся в России роман "Неведомому Богу" и малоизвестная повесть "Луна зашла".
Великая книга обретает новую жизнь.Некогда сэр рыцарь Томас Мэлори переложил на современный ему «древний» английский язык французские сказания о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, и его «Смерть Артура» на протяжении многих поколений оставалась настольной книгой для всех, кто мечтал о чудесах, подвигах и славе. В XX столетии знаменитый американский писатель Джон Стейнбек предпринял дерзкую попытку: переписал уже готовый текст Мэлори, чтобы роман, нисколько не утративший своего очарования, стал ближе и понятнее нынешнему читателю.И это получилось!Перед вами — история короля Артура и рыцарей Круглого Стола «по Стейнбеку».
Работая летом 1945 года в Мексике над сценарием для кинофильма «Жемчужина», Стейнбек задумал написать новый роман, что то вроде мексиканского «Дон Кихота». Роман этот писался трудно и долго и вышел в свет в феврале 1947 года только благодаря настоятельным требованиям издателей. Новый роман назывался «Заблудившийся автобус» и отражал размышления его автора о дальнейших путях развития Соединенных Штатов Америки.Рецензии на новый роман были весьма противоречивыми. Рецензент еженедельника «Геральд трибюн букс» хвалил книгу и, в частности, отмечал: «Заблудившийся автобус» полностью лишен какой либо сентиментальности, и в нем начисто отсутствуют те милые недоноски, судьбой которых г-н Стейнбек последнее время был слишком сильно обеспокоен».