Короткий миг удачи - [41]
Поднялся вялый Борис Евсеевич, отошел за куст, постоял и вернулся.
— А что, Корней Иваныч, — потягиваясь, сказал он, — может, пойдем, сходим?
Корней Иванович снова посмотрел вверх, почесался.
— Пожалуй.
Сонный Серьга пробурчал:
— Куда вы, рано еще.
— Да нет, время, — гораздо бодрее возразил Борис Евсеевич, роясь в привезенных припасах. — Это тучки сегодня.
— Теперь уж не уснуть, — сокрушенно сказал Серьга и посмотрел на квело сидевшего у потухшего костра художника. — Замерзли, Константин Палыч?
— Я? Н-нет, — ответил, с трудом приподнимая веки, Константин Павлович и еще плотнее запахнулся в пиджачишко.
— Тогда не спите, — посоветовал Серьга, — хуже будет. Мы вот сейчас их проводим, да костерик раздуем, да чугунок поставим. К приходу-то у нас уж все будет и готово.
— Вы не беспокойтесь, я не сплю, не сплю, — через силу ответил Константин Павлович, больше всего на свете желая сейчас разогнуться в тепле, вытянуться и уснуть.
— У нас Корней Иваныч первый спец по переметам, — продолжал рассказывать Серьга, разгребая теплую золу. — Нам бы с ними пойти, но там топь, комары заедят. Мы уж тут с вами на пригорочке, у огня…
Без устали журчавший голос Серьги не давал художнику забыться и даже стал отдаваться в висках. Константин Павлович раздраженно открыл глаза и увидел, что небо посерело и на его фоне двигаются две фигуры. Он машинально стал следить, как собираются учитель и Корней Иванович, а когда они ушли, он попытался снова задремать, но не смог, — сон пропал. Тогда он сжался до последней возможности, чтоб не окоченеть, и, как ребенок, загляделся на веселый огонек костра, разгоравшийся все сильнее суетливыми стараниями Серьги.
Близилось утро; от реки несло плотной сыростью.
Огонек, потрескивая, облизывал все новые сучья, и отблески его пробегали по угрюмому, колючему лицу художника.
Серьга сходил за водой и приладил над огнем чугунок. Присел, протянул к огню озябшую руку и тоже засмотрелся, задумался.
Далеко отсюда, вверх по реке, куда ушли учитель и Корней Иванович, послышался плеск.
— А вы, я вижу, — тихо позвал Серьга, — тоже бобылем мыкаетесь?
Константин Павлович, не отводя от огня взгляда, скупо ответил:
— Что поделаешь.
— Да-а… — вздохнул Серьга, все еще сидя над огнем и зябко шевеля пальцами руки. — Женихи.
Константин Павлович только шевельнул бровью.
— А вот на Кавказе, я слышал, — говорил Серьга, — имеются старики, которым уже за сто, а у них бабы все еще ребятишек таскают.
— Есть такие.
— Но, по-моему, тут надо все-таки разобраться!
— В чем? — Константин Павлович вытянул онемевшие ноги и чуть не закляцал зубами, — такой нестерпимый холод приносило каждое движение.
— Как — в чем? В этом самом. Ребятишек-то, может, они и таскают, но опять же старикам в этом могли и помощь оказать.
— Как оказать? — не понимал и сердился Константин Павлович.
— Ну как, известно как! Посредством, скажем, соседа.
— Ах, ты вот о чем! — рассмеялся Константин Павлович и перебрался поближе к огню. — Нет, у них там удивительно сохраняются люди.
— Значит, и нам с вами еще не заказано жениться.
— Да уж нам… — усмехнулся Константин Павлович и не договорил, заглядевшись, как огонь подбирает последние ветки. Толстой сухой палкой Серьга стал подгребать жар под самое донышко чугунка.
— Оно конечно, — рассуждал Серьга, — сейчас нам с вами жениться — не масленица. Кого возьмешь? Перестарка какого-нибудь. А это — сами понимаете… Нет, правду сказывают, что первая жена от бога, вторую люди найдут, а уж третью сам черт подсунет.
— Да, да, да, — вяло соглашался Константин Павлович, глядя, как растревоженное палкой пламя костра сердито бросается искрами в лицо Серьги и жадно растекается по закопченным стенкам чугунка.
— Вот возьмите вы опять же меня. Ну, есть у меня кума. И хорошая, скажу вам, баба. А все-таки не то. Не то, нет! Или во мне уж все сгорело? Не знаю.
— Еще найдете, — уронил Константин Павлович, думая о своем.
— Найду? — удивился Серьга. — Да вы что? Стану я искать! Я их, сучек, так ненавижу, что… А вы — искать! Скажете тоже.
— Так теперь что — и порядочных женщин не осталось?
— Нет, почему же, — уверенно возразил Серьга. — Есть. Но, заметьте, такая баба — счастье. Такая баба человеку раз в жизни попадается, и то, может, не каждому. И вот попалась тебе такая баба — держись за нее, потому как, видимо, она-то и есть от бога.
— Резонно, — вздохнул Константин Павлович.
— Помню, уж как я свою уговаривал, чтоб ребенка завести. И слышать не хотела! А как с фронта я пришел, с войны-то вернулся, — она и выходит ко мне, да вся какая-то побитая, будто моль ее поела. И ребенка впереди себя выдвигает. «Казни», — говорит. «Что ж, говорю, тебя казнить, коли ты сама себя казнила». А как вещи-то собрал, она и кинься ко мне: «Ты же, говорит, ребенка хотел, так какая тебе разница? Чем, говорит, этот не ребенок?» Ну уж тут я не стерпел. Чтоб чужого-то… — Серьга крепко провел по лицу и выругался. — Война, зараза! Все вверх ногами поставила. И вот с тех пор я как обсевок.
— А вы, я вижу, фаталист? — заинтересованно сказал Константин Павлович.
Серьга встревожился:
— Что такое?
— Ну, в судьбу верите, в приметы, в счастье…
Тематика произведений Н. Кузьмина — утверждение высоких нравственных идеалов в современном обществе. Герои, люди разного возраста, ставят перед собой и решают проблемы верности долгу, бескомпромиссности. Большое место отводится молодежи, ищущей свое место в жизни.
Книга посвящена увлекательному миру спорта. В центре повествования – футболисты команды мастеров, их спортивные и личные судьбы, часто скрытые за глянцевым фасадом побед. Автор ярко и увлекательно показывает процесс становления личности спортсмена, его бойцовских качеств, помогающих высоко нести знамя отечественного спорта.Для спортсменов, тренеров, широкого круга читателей.
XX век по праву войдёт в Историю под названием «русского». Никогда государство древних русов не достигало такого величия, как в закатившемся веке, последнем во втором тысячелетии. Эти потрясающие успехи всецело связаны с исполинской личностью И. В. Сталина, чей исторический масштаб только начинает осмысливаться всерьёз.Начало XX века ознаменовалось для России двумя мощными антирусскими восстаниями. Чрезмерное участие в обоих приняли лица «некоренной национальности». Они, «пламенные революционеры», называли Россию «этой страной», а русских — «этим народом».
Николай Кузьмин известен читателю по романам «Первый горизонт», «Победитель получает все», «Приговор». В серии «Пламенные революционеры» вышли ого повести «Меч и плуг» — о Г. Котовском и «Рассвет» — о Ф. Сергееве (Артеме).Повесть «Огненная судьба» посвящена Сергею Лазо, одному из организаторов борьбы за Советскую власть в Сибири и на Дальнем Востоке, герою гражданской войны, трагически погибшему от рук врагов революции.
Писатель Николай Кузьмин живет и работает в Алма-Ате. Имя его известно читателю по романам «Первый горизонт», «Победитель получает все», по повестям «Трудное лето», «Авария», «Два очка победы». Н. Кузьмин в своем творчестве не раз обращался к художественно-документальному жанру, однако историко-революционная тематика впервые нашла свое отражение в его новой повести «Меч и плуг». Герой ее — легендарный комбриг, замечательный военачальник гражданской войны Григорий Иванович Котовский.
На имени генерала Лавра Георгиевича Корнилова, возглавившего так называемый корниловский мятеж осенью 1917 года, десятилетиями лежала печать реакционера и мракобеса. В предлагаемой книге автор анализирует происшедшее и убедительно показывает, что затея с мятежом явилась чудовищной провокацией международных сил, ненавидевших Россию, ее мощь и православное вероисповедание.Царский генерал Корнилов, истинный сын своей Родины, скорее фигура трагическая, ибо вовремя не сумел распознать скрытую подоплеку намерений мировой закулисы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.