Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау - [57]

Рутгерс всегда был шумным местом, но той последней осенью народ, казалось, совсем очумел. В октябре компанию первокурсниц с факультета свободных искусств поймали на сбыте кокаина, четверых тишайших толстушек. Верно говорят: лос ке менос соррэн, буэлан, кто не бегает, тот летает. На кампусе естественных наук «ламбады» затеяли драку с «альфами» из-за какой-то сущей фигни, и потом только и разговоров было что о войне между черными и латиносами, но до серьезных разборок так и не дошло, все были страшно заняты, шатаясь по вечеринкам и трахаясь до умопомрачения.

Той зимой я даже умудрился достаточно долго просидеть один в комнате, чтобы написать рассказ, не самый плохой, о женщине, что жила в пристройке за нашим домом в ДР, женщине, которую все числили проституткой, но именно она присматривала за мной и братом, когда мама и дедушка были на работе. Мой профессор был потрясен. Как необычно для вас. Ни одной перестрелки, ни единого случая поножовщины на весь рассказ. Не то чтобы это помогло. Литературных премий мне в тот год не перепало. А я, вообще-то, надеялся.

Затем сессия, и на кого же я натыкаюсь накануне праздников? На Лолу! Я ее не сразу узнал: отросшие неухоженные волосы и дешевые увесистые очки вроде тех, что носят белые девушки-альтернативщицы. Серебра на ее запястьях хватило бы на выкуп королевской семьи, а джинсовая юбка так скудно прикрывала ноги, что хотелось возмутиться: это нечестно! Увидев меня, она одернула юбку, но от этого мало что изменилось. Мы были в студенческом автобусе; я возвращался от «проходной» девушки, она ехала на дурацкую прощальную вечеринку к подруге. Я плюхнулся рядом с ней, и она спросила: что на этот раз? Ее глаза, невероятно большие и лишенные всякого кокетства. Или надежды, если уж на то пошло.

– Как ты? – начал я.

– Нормально. А ты?

– Готовлюсь к каникулам.

– Веселого Рождества.

И, как это заведено у де Леонов, снова уткнулась в книгу!

Я скосил глаза на обложку. Начальный курс японского.

– Ну ты даешь, опять учишься? Разве тебя отсюда уже не выкинули?

– На следующий год я буду преподавать английский в Японии, – невозмутимо сказала она. – Это будет здорово.

Не «я собираюсь» или «подала заявление», но «буду». Я рассмеялся не без ехидства. Зачем доминиканке сдалась Япония?

– Ты прав, – она сердито перевернула страницу, – зачем кому-то стремиться куда-то, если у них есть Нью-Джерси?

Повисла пауза, нам обоим надо было остыть.

– Жестковато, – сказал я.

– Мои извинения.

Вы уже поняли, заканчивался декабрь. Моя индианка, Лили, ждала меня в кампусе на Колледж-авеню, как и Суриян. Но я не думал ни об одной из них. Я вспоминал, как однажды осенью увидел Лолу: она шла мимо часовни Хендерсона, читая книгу с такой сосредоточенностью, что я даже испугался, не ударится ли она обо что-нибудь. От Оскара я слыхал, что она живет в Эдисоне, снимает квартиру с подружками, работает в офисе и копит деньги на новое большое приключение. Я хотел подойти к ней, но не отважился, прикинув, что она может и не ответить на мой «привет».

Мимо проплывала Коммершиал-авеню, а вдали горели вокзальные огни. Вот из таких моментов и складывается мой Рутгерс. Девушки на переднем сиденье, что, хихикая, обсуждали какого-то парня. Руки Лолы на страницах, ноги цвета зрелой клюквы. Мои руки как два уродливых краба. Через несколько месяцев, если опять надоест вкалывать, мне придется вернуться в «Лондонскую террасу», а она рванет в Токио или Киото. Из всех девушек, что были у меня в Рутгерсе, из всех, что когда-либо у меня были, только Лолу не удалось приручить. Тогда почему мне казалось, что именно она знает меня лучше других? Я подумал о Суриян – она меня не простит. Подумал о том, что на самом деле я боюсь стать хорошим, ведь Лола – не Суриян, с ней я буду вынужден стать тем, кем я никогда и не пытался быть. Мы подъезжали к Колледж-авеню. Последний шанс, и я повел себя, как Оскар: Лола, поужинай со мной. Обещаю, я не притронусь к твоим трусикам.

– А я поверила, – сказала она и чуть не порвала страницу.

Я накрыл ее руку своей, и она повернулась ко мне. Ее взгляд, отчаянный, растерянный, от которого все внутри переворачивается, – словно она уже была со мной, но не могла, как ни силилась, понять почему.

– Все нормально, – сказал я.

– Нет, все охренительно не нормально. Ты ростом не вышел.

Но руки не отняла.

Мы поехали к ней, и прежде чем я реально обрел возможность причинить ей боль, она резко затормозила, буквально за уши оторвала меня от своего тела. Почему я не могу забыть ее лицо, хотя столько лет прошло? Усталое, припухшее от недосыпа, и эта безумная смесь воинственности и хрупкости – такова была и пребудет вовеки Лола.

Она смотрела на меня, пока я не опустил глаза, более не в силах выносить этот взгляд, а потом сказала: только не ври мне, Джуниор.

Никогда, пообещал я.

Не смейтесь. Мои намерения были благими.

На этом можно и закончить. Разве что…

Весной я переехал к нему. Всю зиму об этом размышлял. И под конец едва не передумал. Дожидался его под дверью в Демаресте, прождал целое утро, а в последний момент был готов дать деру, но услышал их голоса на лестнице: они перетаскивали вещи.