Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау - [40]

К очередному появлению Гангстера Бели́ подготовилась с особым тщанием: новое, с иголочки платье; белье, надушенное мятым жасмином; накануне побывала в салоне, сделала прическу и даже брови выщипала двумя прямыми грозными линиями. Гангстеру не мешало бы побриться и постричься, а волосы, клубившиеся у него в ушах, наводили на мысль о чрезвычайно урожайной культуре.

– Ты так пахнешь, аж слюнки текут, – просипел он, целуя нежную гладь ее щеки.

– Знаешь что? – лукаво спросила она.

Он вскинул голову:

– Что?

По размышлении зрелом

Насколько она помнила, он никогда не говорил ей избавиться от ребенка. Но позже, кода она мерзла в подвальной квартире в Бронксе, а на работе стирала пальцы в кровь, она сообразила, что именно это он ей и говорил. Но, как и все девочки, одурманенные любовью, она слышала только то, что хотела слышать.

Игра в имена

– Надеюсь, у нас будет мальчик, – сказала она.

– Я тоже надеюсь (тоном человека, который с трудом верит в то, говорит).

Они лежали в постели в мотеле. Над ними вращался вентилятор, за лопастями гонялось с полдюжины мух.

– Какое у него будет второе имя? – волновалась Бели́. – Нужно что-нибудь очень значительное, потому что он станет врачом, как ми папа. – Не успел он ответить, а она уже придумала: – Мы назовем его Абеляр.

Он скорчил гримасу. Такое имя только пидору впору.

– Если ребенок мальчик, мы назовем его Мануэль. Та к звали моего дедушку.

– Я думала, ты ничего не знаешь о своей семье.

Он отодвинулся от нее.

– Да пошла ты.

Обидевшись, она потянулась ладонью к своему животу.

Правда и последствия 1

Гангстер много всякого рассказывал Бели́, пока они были вместе, однако одно очень важное обстоятельство он ей так и не раскрыл. Он был женат.

Уверен, вы уже и сами догадались. Ну, то есть, он же был доминикано. Но готов спорить, вы и представить себе не можете, на ком он был женат.

На Трухильо.

Правда и последствия 2

Это правда. Женой Гангстера была – барабанную дробь, пожалуйста, – гребаная сестра Трухильо! А вы и впрямь решили, что какой-то уличный хулиган из Саманы пробьется в высшие эшелоны диктаторской власти благодаря упорному труду и личным заслугам? Бросьте, ребята, – это ведь не юмористическая, на фиг, книга!

Да, сестра Трухильо; ее еще ласково называли Гадиной. Они познакомились, когда Гангстер куролесил на Кубе, – прижимистая стерва на семнадцать лет старше него. Они отлично сработались в бизнесе по задницам, и очень скоро она нашла его жажду удовольствий неотразимой. Он поощрял ее (фантастические возможности Гангстер никогда не упускал); не прошло и года, как они разрезали торт – первый кусок на тарелку Скотокрадова Семени. Кое-кто из стариков утверждает, что Гадина и сама была проституткой до того, как ее братец захватил власть, но, пожалуй, они перегибают палку, это все равно что сказать, что Балагуэр стал отцом десятка незаконнорожденных детишек, а потом замял скандал на народные деньги… стойте, оно ведь так и есть, но про Гадину, наверное, все же нет… черт, кому под силу разобраться, что правда, а что ложь в такой безумной стране, как наша… Известно лишь, что годы до возвышения брата выковали из нее уна мухер бьен фуэртэ й бьен круэль, женщину очень сильную и очень жестокую. Она не была легковерной и девочек вроде Бели́ сжирала как булочки к завтраку, – у Диккенса она была бы хозяйкой борделя… стойте, но она и была хозяйкой борделей! Ладно, может, Диккенс заставил бы ее основать работный дом. В любом случае, она была из тех персонажей, что только клептократия способна породить: сотни тысяч в банке и ни юаня жалости за душой; она обжуливала всех, с кем имела дело, включая родного брата, и довела двух респектабельных бизнесменов до безвременной кончины, обобрав их до последней нитки. В своем огромном столичном особняке она сидела, как паучиха в центре паутины, целыми днями сверяя счета и гоняя подчиненных, а по определенным выходным дням закатывала вечеринки, где «друзей» часами изводил, декламируя поэзию, ее начисто лишенный музыкальности сын (от первого брака; с Гангстером у них детей не было). Так вот, в один прекрасный майский день на пороге ее кабинета возник слуга.

Потом, отмахнулась она, грызя карандаш.

Вдох. Донья, есть новости.

Новости всегда есть. Потом.

Выдох. О вашем муже.

Под сенью дерева в цвету

Два дня спустя Бели́ брела по центральному парку, словно в тумане. Ее волосы знавали лучшие дни. Она вышла из дома, потому что больше не могла оставаться один на один с Ла Инкой, и теперь, когда у нее не было больше работы, она лишилась убежища, где можно спрятаться от всех и всего. Пребывая в глубокой задумчивости, она положила одну руку на живот, другую на раскалывающуюся голову. Размышляла Бели́ о ссоре с Гангстером, случившейся примерно неделей ранее. Он был в отвратительном настроении, что, впрочем, не являлось чем-то из ряда вон выходящим, и вдруг давай орать: мол, не желаю плодить детей в этом ужасном мире, а она взбрыкнула, напомнив, что в Майами мир не настолько ужасен, и тогда он сказал, схватив ее за горло: «Если так рвешься в Майами, прыгай в воду и плыви». С тех пор о нем не было ни слуху ни духу, и Бели́ бродила по улицам в надежде столкнуться с ним. Будто он торчал в Бани́, как же. У нее распухли ноги, голова спускала излишек боли в шею, и тут два толстенных мужика с одинаковыми коками на голове подхватили ее под руки и потащили в центральную аллею, где на скамейке под полуживой, но еще цветущей джакарандой сидела хорошо одетая пожилая дама. В перчатках и с ниткой жемчуга на шее. Она пристально разглядывала Бели́ немигающими глазами игуаны.