Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау - [34]
Значит, он ударил тебя? Автодилер пытался прижать ее ладонь к своей ноге, но тщетно. Может, и мне последовать его примеру?
И огребешь ровно то же, что и он.
Аркимедес, который теперь принимал ее, стоя в закрытом шкафу (на случай, если ворвется тайная полиция), объявил Гангстера типичным представителем буржуазии; голос его доносился из-за многих слоев одежды, купленной автодилером для Бели́ (и хранимой в доме другого хахаля). (Это норковая шуба? – спросил Аркимедес. Кролик, мрачно ответила Бели́.)
– Надо было пырнуть его ножом, – сказала она Константине.
– Мучача, по-моему, это он тебя пырнул.
– Ты это о чем, мать твою?
– Ни о чем, просто ты только о нем и говоришь.
– Нет, – разгорячилась Бели́. – Ничего подобного.
И замолчала. Тина посмотрела на запястье, словно сверяла время по часам. Пять секунд. Рекорд.
Бели́ пыталась выкинуть его из головы, но он упирался. Предплечье ее вдруг ни с того ни с сего пронзала острая боль, и ей повсюду мерещились его глаза, как у побитой собаки.
В следующую пятницу ресторан был полон; местное отделение Доминиканской партии отмечало какое-то событие, и служащие весь день носились как угорелые. Бели́, любившая суматоху, продемонстрировала до некоторой степени свой махис, исключительность в умении вкалывать, и даже Хосе встал с директорского кресла, чтобы помочь на кухне. Председателю отделения Хосе преподнес в подарок бутылку якобы «китайского рома», но на самом деле «Джонни Уокера», только с отодранной этикеткой. Партийные заправилы смаковали чоу-фан, но всякая мелкая сошка, в основном деревенские жители, с несчастным видом ковырялась в лапше и спрашивала, не найдется ли здесь аррос сон абичуэлас, риса с бобами, но, конечно, не нашлось. Торжество удалось на славу; глядя на пирующих, никто бы и не догадался, что в стране идет тихая грязная война, а когда последнего наклюкавшегося подняли на ноги и усадили в такси, Бели́, не чувствовавшая ни капли усталости, спросила Тину: пойдем опять туда?
– Куда?
– В «Эль Холливуд».
– Но надо переодеться…
– Не волнуйся, я все принесла с собой.
Вы и глазом моргнуть не успели, а она уже нависает над его столиком.
– Эй, Дионисио, – сказал один из его сотрапезников, – это не та ли девчонка, ке тэ дио уна пэла, что задала тебе взбучку на прошлой неделе?
Крестный папаша хмуро кивнул.
Его приятель оглядел Бели́ с головы до ног.
– Надеюсь, она не собирается снова вызвать тебя на ринг. Боюсь, тебе не выстоять.
– Чего ты ждешь? – спросил крестный папаша. – Судейского свистка?
– Потанцуй со мной.
Настал ее черед схватить его и потащить на танцпол.
Каким бы чурбаном в смокинге и прочих цацках он ни выглядел, двигался он как бог.
– Ты меня искала, поэтому пришла сюда?
– Да, – ответила она и лишь в этот момент поняла, что говорит правду.
– Хорошо, что не соврала. Я не люблю тех, кто врет. – Он приподнял пальцем ее подбородок. – Как тебя зовут?
Она отвела подбородок, и его палец застыл в воздухе.
– Меня зовут Ипатия Бели́сия Кабраль.
– Нет, – возразил он с проникновенной серьезностью олдскульного сутенера. – Тебя зовут Красота.
Гангстер, которого мы все ищем
Насколько много Бели́ знала о Гангстере, мы никогда уже не поймем. Она утверждала, что он лишь сказал ей, что занимается бизнесом. Само собой, она ему поверила. С чего ей было сомневаться?
Что ж, он определенно был бизнесменом, а заодно подручным Трухильо, и не самым мелким. Давайте уточним: назгулом наш парень и близко не был, но и орком тоже.
По той причине, что Бели́ помалкивала на сей счет, а другим людям вспоминать о диктатуре мешала сумятица чувств, инфа о Гангстере довольно фрагментарна; я выложу вам, что мне удалось нарыть, но остального придется подождать, пока пахинас эн бланко, чистые листы, не обретут голос.
Родился Гангстер в окраинной провинции Самана в самом начале двадцатых, четвертый сын молочника, крикливое, изъеденное паразитами отродье, проку от которого никто не предвидел; соседское мнение разделяли и родители, выдворившие пацана из дома в возрасте семи лет. Но люди часто недооценивают, чем может обернуться для юного неокрепшего характера перспектива пожизненной голодовки, ничтожности и унижений. К двенадцати годам Гангстер, тщедушный, ничем не примечательный паренек, проявлял находчивость и бесстрашие, какие не снились и ребятам постарше. На всех углах он заявлял, что видит в Скотокрадовом Семени своего «наставника», чем заслужил внимание тайной полиции, и не успел наш парень произнести «СИМ, откройся», как был инфильтрован в профсоюзы, где он крутил боссами как хотел. В четырнадцать лет он убил своего первого «коммуниста», оказав услугу известному подонку Феликсу Бернардино,
