Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау - [32]
Обоих чуваков Бели́ жестоко водила за нос. Навещала их в конспиративных норах и дилерской конторе и угощала ежедневной диетической порцией «нини». На каждом таком свидании фиатовский дилер умолял позволить ему дотронуться до ее груди хотя бы разок. Я только прикоснусь к ним тыльной стороной ладони, канючил он, но почти всегда Бели́ удаляла его с поля. Аркимедес, получая отлуп, по крайней мере вел себя достойно. Не дулся и не ворчал «на что я, черт возьми, трачу деньги». Студент предпочитал философский подход. Революция не за один день делается, уныло констатировал он, но на очередном промахе не зацикливался и, встряхнувшись, принимался развлекать Бели́ байками о том, как ему удается обхитрить тайную полицию.
Каким бы чмо ни был Джек Пухольс, она по-прежнему ему верна. Да, все так, но в конце концов она через него переступила. Бели́ была романтической девушкой, но не дурехой. Однако к тому времени, когда она поставила крест на своей первой любви, ситуация вокруг становилась все более стремной, и это мягко выражаясь. Страна бурлила; после неудавшегося восстания в 1959-м раскрыли подпольную молодежную организацию, и молодых людей повсеместно арестовывали, пытали, убивали. Политика, плевался Хуан, взирая на пустые столики, политика. Хосе от комментариев воздерживался, но в тиши и уединении верхнего жилого помещения начищал свой «смит и вессон». Не знаю, вернусь ли я сегодня домой, говорил Аркимедес в наглой попытке выцыганить секс из жалости. С тобой все будет в порядке, усмехалась Бели́, отталкивая его. И как в воду глядела: он оказался одним из немногих, кому удалось дойти до конца, не подпалив себе яйца. (Арчи до сих пор жив-здоров, и, колеся по улицам столицы с моим другом Педро, я регулярно вижу его вставные зубы на агитационных плакатах, призывающих голосовать за одну из осколочных радикальных партий, чья предвыборная платформа состоит из одного-единственного пункта: заново наэлектризовать Доминиканскую Республику. Этот ворюга совсем никчемный, бурчит Педро.)
В феврале Лилиан пришлось уволиться и вернуться в деревню, чтобы ухаживать за больной матерью, сеньорой, которой, как утверждала Лилиан, всю жизнь было глубоко плевать на родную дочь. Но такова женская доля, заключила Лилиан, мы везде и всегда несчастны. От нее остался лишь плохонький календарь, какие раздают бесплатно, – она любила отмечать на нем отработанные дни. Неделю спустя братья Тэн нашли ей замену. Новую официантку звали Константина. Девушка за двадцать, милая, с лучистой улыбкой и фигурой, лишенной зада, имелся только передок; «ветреная особа» (как выражались в то время). Бывало, она являлась на работу к обеду, прямиком с ночной гулянки, и от нее пахло виски и табачным дымом. Мучача, ты не поверишь, со мной вчера такое приключилось. Ее безмятежность обезоруживала, она могла рассеять самую черную тучу на любой физиономии, и, вероятно опознав в Бели́ родственную душу, Константина сразу же сдружилась с нашей девочкой. Моя эрманита, сестренка (так она называла Бели́) – самая красивая девушка на свете. Господь – доминиканец, и эрманита этому прямое доказательство.
Константина была первой, кому удалось выудить из Бели́ печальную повесть о Джеке Пухольсе.
Ее реакция? Забудь этого ихо де ла порра, сукина сына, ему бы только яйцами трясти. Любой обормот, что заходит сюда, в тебя влюблен. Ты могла бы завоевать весь этот чертов мир, если бы захотела.
Весь мир! Именно этого всем сердцем жаждала Бели́, но с чего начать? Она смотрела на поток людей и машин в парке и не находила ответа.
Однажды, повинуясь девичьему капризу, они закончили работу пораньше и отнесли свои чаевые в лавку к испанцам, где купили два похожих платья.
Полный отпад, резюмировала Константина, оглядев «сестренку».
– А что ты теперь собираешься делать? – спросила Бели́.
Лукавая кривая ухмылка.
