— Запахло катарами, — с неприязненной насмешкой обронил Огюст.
— Да, — спокойно ответил Рауль, глядя прямо на него. — Едва проснувшись, я понял, что здорово пахнет жареным.
— Обман чувств, — сказал я. — Завтрак не пригорел. — Я повернулся к отцу. — Похоже, все в сборе.
Отец кивнул.
— Похоже на то. И кажется, нам уже не нужно представляться.
Мы переглянулись, и все только покачали головами. Говорить об этом вслух не хотелось вовсе. Слова бы только все убили и упростили, увы, не в том смысле, в каком хотелось бы упрощать.
— Но эти люди точно были, — проговорил все же Рауль. — Даже если на самом деле они только будут.
Повинуясь внезапному порыву, я подхватил стоявший рядом бокал с белым вином.
— Светлая им память, — сказал я громко и пригубил вино.
— Как ты можешь? — вопросила Диана, уставившись на меня с ужасом.
Я мог бы отшутиться, что для меня никогда не было ничего святого, но это было бы неправдой.
— Если от них не осталось ничего, кроме памяти, то пусть она будет светлой. — Правда, я никак не мог избавиться от мысли, что мы сами все давным-давно покойники. Я снова с сожалением глянул на Диану, которая уже отвела взгляд и тоже подняла свой кубок.
Готье закашлялся, глядя в свой бокал.
— Черт возьми, это же шампанское…
— Ну и что? — поинтересовался Огюст. — Вижу, что не арманьяк.
— Шампанское по утрам… — начал было Рауль.
— Нет, — сказал Готье. — Оно не игристое.
И все как по команде заглянули в свои кубки.
— Совершенно, — подтвердил Рауль. — Но это, собственно говоря, еще и не совсем «шампанское», просто местное вино, хотя, учитывая, что это именно Шампань и что его так зовут в просторечии…
— Раньше следующего столетия играть не будет, — категорично сказал я. — И не надейтесь. Хотя, конечно, можно поэкспериментировать…
— Все это замечательно, — хладнокровно произнес отец. — Но нам нужно выработать план действий.
Мы оставили свои кубки в покое.
— Каких именно? — нервничая, уточнил Огюст. — Вы знаете, что через две недели?..
— С сегодняшнего утра — знаю, — подтвердил отец. — И это для нас дополнительное осложнение. Хотя, возможно, именно это событие, оказавшееся хронологически почти в непосредственной близости, должно послужить своеобразным катализатором для неких процессов или своего рода маяком, если на самом деле будут иметь значение какие-то события вокруг него — для того чтобы мы могли, опираясь на них, оценить ситуацию и понять, что нам нужно делать.
— Звучит божественно, — сквозь зубы процедил Огюст, беспокойно ерзая в кресле. — Хорош маяк.
— Гнусный, — согласился отец. — Зато заметный. На него невозможно не обратить внимание. Да, — он сделал небольшую паузу и посмотрел на Рауля. — Как я понимаю, все уже успели обговорить это событие, но раз ты появился последним, возможно, оно пока не привлекло твоего внимания.
Рауль отрицательно покачал головой.
— Признаться, в свое время меня это не очень интересовало, и я никогда не помнил точной даты, но я помню, куда мы собираемся ехать и чем это должно кончиться.
— Ну, аналогично, — дружески кивнул ему Готье.
— Двадцать четвертого, — буркнул Огюст.
— А мы все еще собираемся туда ехать? — осторожно спросил Рауль, поглядывая на Огюста. Хотя даже без присутствия последнего, в желании ехать туда, зная, что произойдет, было бы слишком много нездорового.
— Боюсь, что придется, — ответил отец. «Никто и не сомневался», — подумал я меланхолично. — У меня очень нехорошее предчувствие, что именно там и тогда нам нужно будет оказаться, чтобы иметь шанс что-то вовремя исправить. Иначе, в этом нет никакого смысла. Скорее всего, именно благодаря нашим старым планам, которые нам изменять не стоит, мы и оказались вовлечены в эту странную игру. Если мы будем прятаться, как улитка в раковине, мы не сможем ничего понять и ничего изменить.
Рауль серьезно кивнул, Готье помрачнел, Огюст, бледнея, еще больше нахмурился, Изабелла и Диана с тревогой посмотрели на него.
— Огюст, — сочувственно сказала Диана. — Я думаю, тебе пора к нам присоединиться.
Ах ты, черт… Я изумленно вздрогнул. Не ожидал, что кому-то придет в голову сказать это без маневров, напрямик, что это будет Диана и что это прозвучит так неуместно и вызовет у меня такой протест.
— Да никогда, будь я проклят!.. — Огюст с грохотом обрушил кубок на стол, расплескав вино.
Еще бы, это было почти то же самое, что ткнуть факелом в бочку с порохом…
— Нам надо держаться вместе! — воскликнула Диана повысив голос, резонно опасаясь, что ее перебьют. — Другого выхода у нас нет. Париж стоит мессы!
— Да ни черта он не стоит! — выпалили мы с Огюстом резко, в один голос, Огюст вскочил было, проскрежетал отбрасываемый назад стул, но тут он замер, и мы с ним пораженно переглянулись. «Ты правда так думаешь?» — говорил взгляд Огюста. Другие, кажется, удивились не меньше. Отец выжидающе приподнял брови. Он-то, кажется, удивлен как раз не был.
— Не надо поддаваться эмоциям!.. — предупреждающе сказала Диана. Готье и Рауль переглядывались смущенно, уверенные, что, в сущности, Диана права. Права, конечно, как дантист, объясняющий, зачем надо избавляться от здорового зуба, чтобы получился красивый прикус. И кто же просил избавляться от зуба топором? А впрочем, дело было даже не в этом. Изабелла хмурилась и качала головой, взвешивая все «за» и «против».
