Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - [22]

В Париже, в отличие от всей страны, беспрецедентную победу одержали республиканцы, за которых проголосовало 63 % избирателей и которые получили 17 депутатских мест в парламенте, в то время как либералы получили 15[112]. Начинает оформляться территориальный расклад оппозиционных сил, недовольство режимом проявилось ярче всего в столице: она была наиболее чувствительна к новым политическим веяниям и идеям, лучше ориентировалась в политической ситуации и могла эффективнее формировать и выражать свои требования. Сыграла роль и высокая концентрация в столице рабочих масс, которые стремились туда за более высокой заработной платой и которых привлекали туда более широкие возможности трудоустройства. В столице республиканцы имели намного больше возможностей для агитации, в то время как провинция, преимущественно сельская, оставалась верной консервативным ценностям порядка и монархии. Для противостояния республиканцам либералы формируют союз с независимыми депутатами – орлеанистами, которых возглавлял Адольф Тьер. Образуется так называемая третья партия, противостоящая и бонапартистам, и республиканцам. Впрочем, в то время традиционный, восходящий еще к Июльской монархии раскол между либералами и республиканцами не был столь драматичным – они стояли на общей прочной платформе: реформах. Так, например, Л. Гамбетта открыто поддержал «пятерку» и Тьера в их требованиях политических свобод. Успехи оппозиции воодушевили реформаторски настроенных общественных деятелей; итоги выборов расценивались как существенный прорыв и еще одно доказательство скорого крушения старого режима: «однажды блестящая оппозиция “пятерых“ заронила уголек свободы в парламент, теперь же она утвердила право французского народа на свободу выбора и дебатов», – пишет Э. Пеллетан в брошюре, посвященной выборам 1863 г.[113]. Другой политик, герцог де Морни, представлявший лагерь бонапартистов, констатирует разделение страны на две противоборствующие партии: «остаются лишь две силы – император и демократия. Силы демократии непрерывно растут, их требования необходимо удовлетворить, если мы не хотим быть сметенными ею»[114]. Растущее влияние оппозиции сказывается даже на убежденных бонапартистах, которые пытаются внушить императору мысль о необходимости преобразований хотя бы ради спасения авторитарной власти (например, сторону реформаторов принимает двоюродный брат императора принц Наполеон). Среди депутатов-бонапартистов появляются «диссиденты», которые признают справедливыми и разумными требования либералов и даже готовы идти на союз с ними; они осторожно говорят о реформах как о «мудром прогрессе наших институтов»[115]. В деятельности Законодательного корпуса либеральная оппозиция становится все более требовательной; так, в начале 1864 г. со стороны «третьей партии» исходят предложения поправок к законам об официальных кандидатурах и свободе собраний – впервые оппозиция выступает с инициативой законопроектов, при этом выражая протест против существующей системы: «свобода выборов, важнейшая из политических свобод, не признается и нарушается официальными кандидатурами. Мы требуем отмены этой системы… Закон об общественной безопасности нарушает свободу индивида. Мы требуем отмены этого закона»[116]. На фоне обострившейся политической борьбы яростным противником реформ и сторонником порядка как залога социального мира выступает герцог де Персиньи, сенатор, самый давний и преданный сподвижник Наполеона III, бывший рядом с ним еще в период Второй республики. Он полагал, что сейчас, после всех пережитых революций, идеи истощились и общество обрело покой, новые идеи ему просто не нужны. Нынешнее общество объединяет всех – даже консерваторов, либералов и республиканцев: все борются за одну цель – социальное благосостояние, но вооружившись разными лозунгами, средствами достижения и подходами[117]. Переписка Персиньи с императором показывает, что в середине 1860-х гг. император оставался верен консервативному курсу, полагал, что общество еще не готово к дарованию ему расширенных свобод и предпочитал сосредоточиться на экономических и международных проблемах, нежели уделять внимание «разным программам, которые пишутся за моей спиной»[118]. Император полагал, что в настоящее время «нам еще не нужны свободы, нам нужна стабильность… свободы будут тождественны анархии»[119].

Схожие с Персиньи соображения высказывал Эжен Руэр, председатель Государственного совета и ближайший помощник императора на всем протяжении его правления, полагавший, что империю спасет только порядок, свободы же ее разрушат. Руэр не рассматривал оппозицию как серьезную угрозу, полагая, что союз либералов, орлеанистов и даже республиканцев никогда не будет прочным – у них нет четкой программы и убеждений, кроме ненависти к режиму императора, их недовольство не имеет под собой весомых оснований: «Господин Тьер отрекается от некогда сказанных им слов о том, что любая оппозиция требует невозможного, поскольку невозможное есть лучший аргумент для предъявления правительству именно в силу того, что оно никогда не сделает невозможное», – иронически замечает Руэр