Корона - [16]

— Закрой рот, Кит, — сказал Джонни Конгрэйв, выходя из лифта под замирающие аккорды песни.

Джонни вёл за руку Окойе. Они пахли сильными чувствами, телесной любовью, друг другом. Окойе переоделась в красное шёлковое платье, облегающее фигуру и ниспадающее до пола. Она купила это платье в припадке расточительства и надевала только раз, в день рождения. Двадцать семь лет — не так уж и мало, подумал Тета. Окойе многое успела.

— Дурак ты, Кит, — Джонни говорил очень спокойно, как Немо, и казался совсем взрослым. — Чего-то ты в этой жизни не догоняешь. Секс — это хорошо, Кит, и правильно. Михаэла любила отца, она сама к нему пришла, и у неё родился сын, и это хорошо, несмотря на то, что этот сын — ты. Жизнь — это хорошо. Даже твоя. Всё это — тело, жизнь, секс, свет и даже эта звезда — всё это правильно и должно быть. Это всё и есть мир, и никакого другого нет.

— Оно того не стоит, — сказал Кит.

Джексон Дэйн бросил корабль в подпространство. Тело почуяло близкую гибель и отозвалось чудовищным выбросом адреналина. Джек задрожал. По спине покатился пот. У тела были свои интересы. Вопя всеми нервами, оно молило повернуть назад, но это было невозможно, потому что его цель, звезда, горела прямо под веками, в самом мозгу. Её не надо было искать, её невозможно было избежать и невозможно в неё не упасть. Нова превратилась во всё, заслонила собою всё. Она манила его собой, исполинский маяк, единственный во Вселенной костёр. Звезда была счастлива. Она собиралась дать вспышку, выбросить в космос протуберанец и радостно об этом пела.

— …не стоит, — сказал Кит. — Извините меня. Вам могло показаться, что я зациклен на мелочах, но это значит не понять сути дела. Всё это скотство, и много худшее, было на Патрии всегда, но только после прихода вавилонян оно стало у нас идеалом и нормой. Вы сделали воплощение этого скотства нашим тираном и помогли ему разрушить государство, построенное на высоких устоях и на обычаях предков. Вы, вавилоняне, разносите свои пороки по Вселенной и называете их правильной, должной и настоящей жизнью…

Кит выражал собой абсолютное «нет». Окойе подумала, что из него получился бы хороший католик. Кит стоял там же, откуда гиты вышли в крестовый поход против всего живого. В гиперборейских мифах Святой Андрей разгромил полчища демонов, сидай и гитов и вызвал на бой их хозяина, демонобога Ра. Когда Андрей увидел, что не сможет уничтожить духа, он собрал всю свою волю в копьё и пригвоздил демона к солнцу. С тех пор чудовище прибито к свету, и весь звёздный свет во Вселенной заражен его дыханием. Слуги Ра сжигают в угоду демону людей и миры. Кит решил сжечь своего брата, и это ему удалось. До вспышки, прыжка и смерти оставались в лучшем случае минуты, но Киту было наплевать. Кит торжествовал — так, как только мог торжествовать. Он сидел спиной к экранам и даже не смотрел на огонь, которому принёс в жертву брата, себя и двоих незнакомцев.

— Уверяю вас, — сказал он, — правильная должная жизнь не имеет ничего общего с вашим скотством. Она не может и не должна быть смешана с ним, как не должны совокупляться друг с другом животное и человек. То, чем вы живёте, того не стоит.

— Ошибаешься, Кит, — сказал Джонни Конгрэйв. — Оно того стоит.

Нова звучала, словно божественный колокол. Её песня полнилась властью и силой, как будто была единственной песней мира. Между материей и духом исчезла грань. Джек был пилотом, кораблём и наконечником копья, летящим в сердце света. Он любил Нову и спорил с нею, любя, а Нова пела и пела хвалу себе. Джек чуть было не поверил ей, но всё-таки не поверил.

— Всё, — обьявил Тета. — Прыгаем через десять секунд.

— Ты часть моей Песни, Нова! — воскликнул или подумал Джек.

«Эндевор» выпал из подпространства в солнечную корону. Не выходя из транса, Джексон Дэйн подхватил «Руму» тракторным лучом, положил в «сачок» и нырнул. Прочь от звезды! Нова вскрикнула, протянула огненные руки и поманила Джека с непреодолимой для всех, кроме него одного, мощью. Но это был последний раз. Крейсер вырвался из гравитационной бездны и выпал со своей добычей в холодный, свободный, далёкий от яростной вспышки космос.

* * *

Адмирал Джексон Дэйн ступил из лифта на мостик «Румы», окинул всех ясным взглядом золотых глаз, и почему-то стало легко. Легко и почти спокойно. Окойе показалось, что она уже где-то видела это точёное, обветренное лицо, эту уверенную походку, доспехи… и даже игрушечную корону. Не на фотографиях, не в голограммах… Скорее ещё до рождения. Или во сне. «Эндевор» и «Рума» неторопливо плыли мимо патрианской луны к Вавилону-7, туда, где планета купалась в белых лучах звезды, увенчанная светом, небесная с облаками. Крейсер шёл на автопилоте. Космос был преисполнен сияния. Джек подошёл к Джонни и положил руку ему на плечо — не как старший младшему, а как равный.

— Божественная работа, сэр, — сказал юноша.

— Джек, — сказал адмирал. — Как по мне, это был просто адский прыжок.

— Джек, — сказал Джонни и обнял адмирала. От того пахло потом, как будто он долго тяжко работал. Дыхание было неровным, быстрее и глубже, чем обычно. Джек обнял юношу в ответ, снял с собственной головы корону и увенчал ею Джонни.