Корона Подземья - [5]

Он обхватывает одной рукой мою талию и, не сказав ни слова, притягивает меня к себе, чтобы поцеловать. Я беру Джеба за подборок и заново вспоминаю, как перекатываются под пальцами его мускулы, как его жесткое тело идеально прилегает к моему, более мягкому.

Капли дождя скользят по нашей коже и просачиваются между губами. Я забываю, что мы по-прежнему в шлемах, что лосины стали холодными и мокрыми, а туфли отяжелели от влаги. Наконец-то он со мной, и точки соприкосновения наших тел кажутся раскаленными добела – это единственное, что я сейчас сознаю.

Наконец мы отстраняемся – оба мокрые, раскрасневшиеся и запыхавшиеся.

– Мне до смерти хотелось это сделать, – хрипло говорит Джеб и пристально смотрит на меня своими пронизывающими зелеными глазами. – Каждый раз, когда я слышал по телефону твой голос, я только и мечтал к тебе прикоснуться.

Наши сердца бьются в такт, и от слов Джеба в моем животе всё скручивается. Я облизываю губы – это негласное признание, что я думала то же самое.

Вместе мы заводим мотоцикл в туннель и прислоняем к изогнутой стенке. Потом стаскиваем шлемы и встряхиваем головами.

Я снимаю куртку и рюкзак.

Не помню, чтобы раньше здесь было так темно. И вдобавок небо затянуто облаками. Я делаю осторожный шаг в глубину, и меня оглушает тревожный шепот пауков, сверчков и прочих насекомых, которые таятся во мраке.

«Подожди… не наступи на нас… скажи ему, чтобы убрал свои огромные ноги».

Я испуганно останавливаюсь и спрашиваю:

– У тебя есть фонарик?

Джеб подходит сзади и обвивает мою талию руками.

– Есть кое-что получше, – шепчет он, оставляя теплый отпечаток чуть пониже моего уха.

Что-то щелкает, и на стене туннеля загораются огоньки. Гирлянда висит на стенке, как виноградная лоза. Лампочки светят не так уж ярко, но я вижу, что здесь больше не валяются чужие скейты. Раньше ребята оставляли в туннеле старые доски, чтобы другие тоже могли покататься после кино. Мы тогда жили по неписаным правилам. Скейты редко крали, потому что все хотели, чтобы свобода длилась вечно.

Мы были так наивны и думали, что в мире людей есть хоть что-то вечное.

На стенах мерцают флуоресцентные граффити – попадаются и неприличные слова, но чаще всякие романтические надписи. Любовь, смерть, анархия, мир. Рисунки с изображением разбитых сердец, звезд, каких-то лиц.

«Черный свет». Я вспоминаю неоновые виды «Подземелья» и Страны Чудес.

Одно изображение выделяется на фоне прочих – это ультрафиолетовый рисунок феи, сделанный в четыре цвета (оранжевый, розовый, синий, белый). Ее крылья распростерты за спиной, яркие, украшенные драгоценными камнями. Фея похожа на меня. Столько времени прошло, но я по-прежнему удивляюсь, когда вижу рисунки Джеба. В точности так я выглядела в Стране Чудес, включая радужные крылья и узоры на лице – черные изогнутые линии, запечатленные прямо на коже. Как будто продолжение ресниц.

Джеб видит глубины моей души, даже не сознавая этого.

– Что ты сделал? – спрашиваю я, приближаясь к рисунку и в то же время стараясь не раздавить никого из насекомых.

Джеб берет меня за руку, помогая удержать равновесие.

– Несколько баллончиков краски, молоток, гвозди, гирлянда на батарейках.

Он включает туристический фонарь, который освещает плотное одеяло, расстеленное на бетоне. На нем стоит корзинка для пикников. Насекомые, увидев свет, стихают.

– Тебе же вечно некогда, – замечаю я, садясь и принимаясь рыться в корзине.

Там лежит бутылка дорогой минеральной воды, а еще – сыр, печенье и клубника.

– Ну, у меня было много свободного времени, пока у вас сегодня не кончились уроки, – отвечает Джеб, запускает плейлист и кладет айпад на рюкзак.

Из крошечных динамиков льется проникновенная музыка.

От его слов я начинаю чувствовать себя маленькой неопытной девочкой. Стараясь не обращать на это внимания, я достаю из корзинки несколько белых роз. Джеб всегда дарил мне розы – с того самого дня, когда мы поговорили начистоту о наших чувствах. С того дня, когда я вернулась из Страны Чудес. Утром после прошлогоднего выпускного бала.

Я нюхаю цветы, пытаясь отогнать воспоминания о других белых розах, там, в Стране Чудес, которые Джеб окрасил собственной кровью.

– Я хотел сделать тебе особый подарок, – говорит Джеб, стаскивает мокрую фланелевую рубашку и тоже садится на одеяло, выжидающе глядя на меня.

Эхом в моей голове отдается: «Хотел сделать тебе особый подарок».

Цветы выскальзывают из моих рук и рассыпаются по земле, выговаривая мне за ушибленные лепестки.

– О, – говорю я, пропуская их шепот мимо ушей. – Значит… вот что это.

Он улыбается, и я вижу знакомый левый резец, который слегка заходит на передний зуб.

– «Это»?

Джеб берет из корзинки клубничину. Свет фонаря отражается от глянцевитых пятен – следов сигаретных ожогов – у него на предплечьях. Перед моим мысленным взором встают и другие шрамы, скрытые под футболкой. Это воспоминания о несчастном детстве.

– Хм. «Это».

Джеб подбрасывает ягоду в воздух, откидывает голову назад и ловит клубнику ртом. Жуя, он смотрит на меня, как будто ждет следующей реплики. В этом ракурсе щетина у него на подбородке кажется бархатной, хотя, конечно, она совсем не мягкая, а жесткая на ощупь.