Корона мира - [11]

И Касталиус поднялся по весь свой рост, опершись на посох и глядя в сторону саэты, у которой уже можно было различить серо-черную, а в свете дня красно-черную, окраску бортов, так, как умеют смотреть только жрецы храмов Митры: спокойно, внимательно и беззлобно, но столь проницательно, что у попавшего под его взгляд мороз пробегал по коже. Хорса греб размашисто, плавно, красиво, беззвучно опуская и взметая весла. На руле восседал Тэн И, и улегшийся ветер лениво развевал лисьи хвосты, притороченные к его островерхой шапке, долженствующей дополнять его нынешний наряд, но до сего момента хранимой где-то в недрах походного мешка, поскольку погода стояла жаркая. Колокольчики на куртке кхитайца звенели тихо-тихо, так что ухо могло уловить даже не звук их, но лишь тень звука. Тем не менее пели они так, что даже за несколько десятков локтей человек воспринимал их таинственный перезвон.

В безмолвии ночи раздались отчетливые слова команды. Сильный и грубый мужской голос по-зингарски командовал саэте менять курс. Ими заинтересовались.

— Теперь следи внимательно! — прошептал Хорса, обращаясь к Тэн И. — Мы должны идти с ними одним курсом.

— Это будет нелегко, — одними губами отвечал кхитаец. — И очень недолго. Хорошо, что ветер слабый. Митра благоволит нам.

Между тем во мраке проступили контуры еще двух кораблей. Чтобы не выдать своего местонахождения, суда корсаров вынуждены были обходиться без световых и речевых знаков, и ведомые повторяли все маневры флагмана.

— Как он вышколил своих людей! — невольно восхитился Тэн И. — Сколь точно следуют они указаниям капитана!

И вправду, оба хараса, идущие чуть позади саэты Табареша, стали забирать на юго-восток.

А туман сгущался, что было на руку троим смельчакам. С саэты слышались взволнованные голоса. Несколько человек явно спорили. Отдельных слов было не разобрать, но, судя по звукам и строю речи, это была какая-то чудовищная смесь зингарского, аргосского и шемитского. Кхитаец отлично знал все три языка, но смысл этих пререканий покуда оставался неясен.

Ял развернулся на юго-восток. Теперь Табареш прижимал лодку к берегу, а один из харасов, при условии хорошего хода, мог не допустить лодку к суше.

— Мы вряд ли ускользнем из такого коридора, — мужественно оценил положение Тэн И. — Но я бы предпочел иметь дело со слугой, чем с самим капитаном. Мы будем уходить к берегу.

Саэта проделала поворот с легкостью и, набирая ход, устремилась в погоню за челном. Рулевой саэты старался срезать угол и зайти ялу в кильватер. Харас шел наперерез. Курсы его и лодки быстро сближались.

— Странно, но я не слышу ни звука с хараса! — внезапно понял Хорса. — Или мои уши отказываются мне служить?

— Нет, не отказываются, — проговорил Касталиус. Голос его заметно дрожал, но не от страха — от напряжения. — Я тоже ничего не слышу с этого корабля, хотя до него не более тридцати пяти локтей. Даже если его экипаж состоит из немых, то плеск воды и скрип руля не могут кануть в безмолвие. Я начинаю сомневаться, что это корабль!

— А что же это по-твоему?! — не понял гандер, в недоумении оборачиваясь на жреца.

— Призрак! — был ответ.

Спустя несколько мгновений стало ясно, что Касталиус прав. Пепельно-серый харас, покачиваясь на волнах, как настоящее судно из дерева, меди, пеньки и парусины, был будто облит этой серой краской. Тени, складки, пятна полусвета, рельефность и шероховатость дерева, тканность парусов, упругая волокнистость такелажа — всего этого не было в надвигающемся на ял корабле! Оставаясь зримым, без малейшего намека на прозрачность, сохраняя цвет, харас был вместе с тем воздушно невесом, как образы духов, являемые искусными магами в храмах Митры, когда служители пропускали свет через цветные стекла особой формы и хитро расставляли зеркала — уж Тэн И и Касталиус знали об этих чудесах по своему немалому опыту! Но что было кошмарнее всего, так это экипаж — подобия людей, их тени, отражения в кривом зеркале. И эти тени передвигались по палубе, но не шагом, а скользили бесшумно и беспрепятственно.

— Пусть этот Табареш и вправду колдун, — со злостью выдохнул Хорса, — только я видел колдовство и похуже этого. Те, кто сидел под Седой в горах Темры, были не худшими в мире волшебниками! Касталиус, вот тебе возможность отличиться: если ты сейчас развеешь это кисейное облако, Табареш покажет нам свою корму!

— Я не колдун! — горделиво произнес жрец. — Все, что я могу, это священные гимны…

— Так читай же их! — нетерпеливо сказал, будто выплюнул, Хорса, стараясь не сбить дыхание: долгая гребля в таком ритме утомляла даже его. — Митра и Виттигис мне свидетели, я испытаю все, чтобы сегодня победить!

Касталиус медленно воздел левую руку и, обратившись в сторону призрака, нос коего уже виделся им снизу вверх, приступил — вполголоса — к чтению нараспев.

Ей жертву приносил мощный воин.

Искусный наездник

И просил даровать ему силу

Колесницами править

И телесное здоровье.

Врага издали высмотреть.

Ненавистника одолеть.

Недруга сразить единым ударом.

Едва дошел он до этих строк, нос бесплотного хараса навис над лодкой. Хорса сделал еще один гребок и приготовился инстинктивно к удару: так по-настоящему, несмотря на свою невесомость, выглядел призрак! Корпус парусника коснулся кормы яла прямо эа спиной Тэн И… И растаял как легкий дым, не оставив следа!