Корона клинков - [60]

Осокорь поломал над этой загадкой голову и решил, что, скорее всего либо сам Ясень, либо его помощник, нацепили накладную бороду, чалму и халат, нарядившись стариком. А Мокрице, сидевшему на солнце с фляжкой вина, он показался настоящим. Легат продолжал рыскать по поляне словно ищейка. Легионеры с удивлением наблюдали, как обличённый отнюдь не маленькой властью приезжий, ползает на карачках в пыли и чуть ли не обнюхивает каждый камень. Но Осокорь кое-что все же нашёл: маленькую лужицу чего-то чёрного. Сухая земля жадно впитала влагу, но на травинках остался тёмный налёт с острым запахом. Неясное чувство погнало легата за сторожку, где он болезненно оцарапался терновником, зато увидел свежую землю, отлично замаскированную трухлявым бревном, что когда-то служило балкой нехитрого строения.

Там солдаты выкопали именно то, что Осокорь и ожидал: полосатый халат, клетчатый ритуальный платок и обычную одежду крестьянского мальчишки. Впрочем, грубые сандалии с одним оторванным ремешком лежали там же. Детальный осмотр находки полностью подтвердил доверительный рассказ Мокрицы в кабинете. И платок, и полотняная туника были обильно покрыты жёсткими бурыми пятнами, которые легат без малейшего колебания определил как пятна крови. Мокрица, оробевший от количества людей, подчинявшихся не то, что слову, жесту того, кому он совсем недавно фамильярно «тыкал», удостоверил, что именно эту одежду он видел на эльфе и похищенном мальчике. Он сильно опасался, что теперь, когда шайка Ясеня упущена, никакая награда ему не светит. Пек вяло плёлся в хвосте колонны, понурив голову, прикидывая, как сподручнее завести с экселенцем разговор о деньгах. Вдруг его окликнули.

— Я, — ошалело ответил он.

— Конечно, ты, — кивнул Осокорь, — ведь среди нас нет другого Пека Мокрицы. Взгляни, вот, что валялось на траве.

На ладони легата (теперь-то Пек знал, что обаятельный обладатель карих глаз — легат) поблёскивали крошечная позолоченная рыбка и несколько разноцветных кусочков перламутровых раковин. Солдаты ползали вдоль тропы, заглядывая под каждую травинку.

— Ах, это, — разочарованно протянул Мокрица, — это сущая ерунда, дешёвые бусы, которые можно купить на любом базаре. Поверьте, к Ясеню они не имеют ни малейшего отношения.

— Как знать, как знать.

— Да чего тут знать! — воскликнул Мокрица, раздосадованный, что разговор о вознаграждении опять отложился из-за каких-то дурацких бусин, — я, конечно, не следопыт, и всяким там приемам-методам не обучен, но мне ясно одно: побрякушки рассыпала какая-нибудь девка, из близлежащего квартала. Приходила она сюда, чтобы без помех переспать со своим дружком-подмастерьем, а бусы, может, он ей и подарил. Хотел дешёвкой расплатиться за ласки.

— Дешёвка, говоришь, — Осокорь перекатывал на ладони собранные в траве бусины, кусочки коралла и даже мелкие жемчужинки, — по-моему, это могла быть весьма оригинальная и изящная вещица. Я никогда не видел ничего подобного.

— Зато здесь, на южном побережье такого добра хватает. Каждое лето морские цыгане привозят связки своих украшений. Стоят эти бусы и браслеты сущую безделицу, потому, что в Осэне их считают безвкусными. Но вот сами цыганки обвешаны своими сокровищами с головы до ног.

В Лирийской империи немного сыскалось бы вещей, о которых новоиспечённому легату Первого Безымянного легиона Марину Туллию, прозванному Осокорем, было бы неизвестно. Такова уж была его служба и должность. Морские цыгане оказались одной из таких вещей.

— Лодочники-то? — с готовностью пояснил десятник, — у нас от них летом никакого спасу нет. Весь год они кочуют по островам, собирают жемчуг, губки, кораллы и продают их. Добро б ещё только продавали, так народ этот пакостный на редкость. Воруют, что плохо лежит, мужики в кости и карты обыгрывают простаков, одним словом, хоть морские, а все же цыгане. Пытались им запрещать стоянки, так хитрые бестии за городской стеной располагаются, а то и вовсе на островках. Потом на них рукой махнули, ведь они, что твои тараканы, в любую щёлку пролезут.

Уже на самом выходе из садов на глаза Осокорю попался отпечаток ослиного копыта.

— Какие-нибудь животные у них были? — спросил он у державшегося поодаль Мокрицы.

— Животные? — не понял тот.

— Осла, например, ты не видел?

— Нет, осла не было. Эльф был, мальчишка, старик и парень в кожаной куртке. Осла не было, это точно.

— Хорошо, — кивнул легат, и подумал: действительно, к чему Ясеню осёл? Случайность. В сады вполне мог забрести осёл, которому нет никакого дела до местных суеверий, зато есть дело до буйных зарослей чертополоха, что вымахал выше человеческого роста. Слишком хорошо были известны Осокорю разрушительные последствия ошибки, когда случайность принимали за основную улику.

Он приказал снять бесполезное оцепление и двинулся в порт. Теперь, когда схлынуло возбуждение, давали о себе знать последствия заклинания, примененного утром на Мокрице. Обострившееся до безобразия обоняние улавливало повсюду навязчивый запах рыбы, виски ломило, а из желудка поднималась тошнота, порождая во рту явственный железистый привкус.

В кабинете коменданта порта Осокоря уже дожидались. В коридоре на стуле сиротливо ссутулился картограф, держа в руках свои неизменные планшеты, а внутри коротала время та же неизменная троица: прокуратор, начальник над ночными сторожами и толстый комендант порта.