Коромысло Дьявола - [38]

Подобно затворившимся от мира, от современных им веков схимникам и анахоретам, никогда ему в голову не приходил лукавый рационалистический вопрос: не обманывает ли он сам себя? Искренняя истовая вера, будь она с махонькое горчичное зерно, не допускает сомнений.

Иначе как же ей двигать горами?

Так же, как отшельники и затворники, маленький Филипп чувствовал себя в неизмеримом далеке от тех, кто его окружает. Он ежеминутно ощущал собственное одиночество и совершенно не страдал от него. Вне зависимости от того, есть ли нет ли рядом кто-нибудь из сверстников или взрослых.

Главным доказательством собственной избранности он, нисколько не кривя душой, считал свою детскую веру в Бога как в сверхъестественную и всемогущую силу. Он веровал не в конкретное существо, но в сущность, стоящую превыше всего и вся.

В то время как вокруг него, — он видел и замечал, — люди зачастую совсем не допускают существования сверхъестественного.

Либо в животном ужасе страшатся того, что выходит за рамки их повседневного и материалистического бытия, изо всех сил стараясь не преступать приземленных и низменных пределов.

Или же веруют черт знает во что с помощью необъяснимых магических ритуалов: занавешенных зеркал и телевизора в доме покойника, пьянства именно на девятый и сороковой день после смерти деда.

Либо, пытаясь задобрить потустороннюю необъясненность, следуют полоумным бытовым суевериям: боятся безобидных черных кошек, никому не делающих зла четных чисел и пустых ведер, либо — к чему бы это? — женщин на корабле.

В детстве верующий Филипп не понимал также смысла церковных обрядов, корявой грамматики и лексики молитвенных текстов, заунывного речитатива, вскриков певчих на клиросе и гундосого хорового "Верую" в православных храмах. На тому подобные немузыкальные зрелища он вдоволь насмотрелся по телевизору, в кино. Да и описания молений в книжках вполне соответствовали тому, что он видел на экране.

Меж тем преклонение несуразным изображениям-иконам, грубо вырезанным распятиям, высохшим мумиям-мощам и прочему реликварию тогда казались ему постыдным кощунством, оскорблением величия Бога, всего непостижимо Божественного и святотатственного низведения их на уровень человекообразных обывательских общежитейских понятий, суеверий, заблуждений.

В общем, чтобы обмануть самих себя, взрослые всячески заблуждались, изощрялись, изгалялись, выкобенивались…

Вместо того, чтобы попросту, без церковных затей верить в Бога, как верил он, Фил Ирнеев-младший, ученик четвертого класса гимназии с гуманитарным уклоном.

Воцерквить в ту пору гимназиста Фильку было некому. Он сам пришел в храм Божий по мере развития самостоятельного понимания и осознания собственной религиозности.

Кстати, крестили его по православному обряду в бессознательном младенческом возрасте пожилые деревенские родственники бабушки Зои. Папа Ирнеев-старший против религиозного ритуала крещения не возражал. Возмущалась мама Ирнеева, как бывший член КПСС, ставшая активисткой суверенной БКП.

Но папа, закоренелый агностик уговорил маму, идеологическую безбожницу идти купаться на речку:

— Какой воскресный денек выдался, мать, ты глянь…

Не тратя времени даром, родственники и баба Зоя отвезли некрещеное дитя в соседнее село в церковь, где раба Божьего младенца Филиппа скоренько окунули в крестильную купель. И записали новоокрещеного в тамошнюю храмовую книгу православных крещений, венчаний и смертей.

Об этом ему рассказал отец. Сам Олег Игоревич Ирнеев концептуально не признавал доказуемость всякого божественного бытия, как и возможность дать исчерпывающий ответ на философский вопрос об истинности познания окружающей человека действительности.

По отношению к религиозным и политическим верованиям он в стиле прокуратора Пилата умывал руки и банально саркастически вопрошал:

— Что есть истина и вера?

Кому-либо и во что-либо верить он не препятствовал.

Когда отец интеллигентно и толерантно сомневался в очевидном, а мать идеологически и безапелляционно отрицала вероятное, их сын самостоятельно додумался до веры в Бога.

Иначе же, "Господи Иисусе, скажи, кому как не Тебе доверять в мире от века сего, где они обманывают друг друга и самих себя?"

Филипп Ирнеев хорошо запомнил тот день, когда он осознал свою веру в Бога. Перед самым окончанием учебного года ему тогда в руки попалась научно-популярная книжка с более-менее подробным описанием античного многобожия.

Подумав, он нашел в политеизме много общего с культом христианских святых на всякий жизненный случай, согласно специализации каждого. Из чего заключил: гораздо разумнее верить в Бога единосущного, никем и ничем не сотворенного.

Почему же взрослым людям понадобилось уповать на мелких кумиров, которых и божествами-то звать совестно? Один смех и грех, стоит лишь немного прочесть о наивных и простодушных мифологических интригах древнегреческих богов, богинь и прочего пантеона западных и восточных язычников.

В такие волшебные сказки для маленьких он верил в пять лет, пока в семь лет не начал читать настоящие приключения и научную фантастику, предназначенные для умных взрослых, а не для глупых детей.