Короли Альбиона - [11]

Статуи и барельефы были щедро раскрашены во все цвета радуги, особое предпочтение оказывалось алому, розовому и глубокой синеве ляпис-лазури, а также золоту. Я не упоминал еще, что золото было тончайшим слоем напылено на купол храма, а на барельефах и фресках оно сверкало в коронах и рукоятях мечей, которые, кстати, нередко украшались и настоящими алмазами из принадлежащих империи копей. И повсюду были цветы на клумбах, в воздушных корзинах, в горшках и в живых гирляндах, обвивавших шеи статуй. Белые, желтые, красные, пурпурные цветы. Их аромат смешивался с благоуханным дымом курений, плавно, невесомыми колечками выплывавшим из тысяч бронзовых кадильниц.

К югу от квартала храмов и священных участков и чуть пониже его располагается не уступающий ему в роскоши и величии ансамбль Императорского дворца, а далее, на том берегу реки, где виднеются сады и парки, начинается уже и сам город. Городские кварталы не защищены природой, как построенные на высоте храмы и дворцы, но там имеются крепостные стены, внутри которых надежно упрятались рынки, лавки и мастерские ремесленников, купеческие дома и казармы.

Храм, где ожидал меня приют на ночь, был посвящен Ганеше, слоноголовому сыну Шивы и его супруги Парвати[9] — она же Пампа, божественное воплощение великой реки Тунгабхадра. Я уже говорил об этом? Что ж, я предупреждал — иногда я впадаю в рассеянность. Один из спутников сказал мне, что Ганеше принято молиться при начале любого предприятия, и я подумал, что, стало быть, именно в его храме мне и следует остановиться в день прибытия в Град Победы: ведь мне, по всей видимости, предстояло совершить путешествие на край света и обратно.

Храм был невелик, едва ли превосходил размерами большую беседку. Ему придали форму восьмиугольника; резная крыша сандалового дерева покоилась на восьми изящных колоннах. В центре храма (крыша в этом месте резко уходила вверх, превращаясь в вершину пирамиды) на восьмиугольном же возвышении сидело божество. Статуя из красной глины изображала довольно полного мужчину с обнаженным торсом, ноги, одетые в панталоны, были удобно подогнуты и покоились на подушке, лежавшей внутри цветка лотоса. В четырех руках Ганеша сжимал ожерелье, топор, небольшой серп и цветок лотоса. Слоновье лицо сияло искренним добродушием, золотая корона была ухарски сдвинута набок. В короне опять-таки переплетались цветы лотоса. Шея, руки и ноги бога были украшены многочисленными браслетами, запястьями, перевязями, ожерельями из золотых цепочек с жемчугами и сапфирами. Со всех сторон статую окружали приношения верующих гирлянды цветов, тарелочки с едой, сладости, курильницы. Пока я стоял там, любуясь этим образом, столь домашним и милым, но в то же время внушающим уважение, в святилище вошла семья — муж, жена и трое симпатичных детишек, — принесшая богу свои дары.

Должен отметить, что религия дравидов не требует совместного посещения богов большими толпами прихожан и участия в продолжительных церемониях, потому им и не нужны такие большие храмы, как соборы христиан и мусульманские мечети. Верующие приходят, когда сами пожелают, поодиночке или с родными, приносят незатейливые дары и не через молитву, а через посредство безмолвной медитации вступают в общение с тем или иным божеством, героем или аватарой бога.

Этот прелестный храм был окружен садом, полным роз, жасмина и тех огромных ярких цветов, которые не имеют имени на моем или твоем языке, ибо они растут лишь в тех местах, где всегда тепло и нет недостатка в воде. В небольшом пруду цветы лотоса раскачивались под порывами вечернего ветра на уходящих глубоко под воду стеблях, и их тени колебались, пересекаясь с серебристыми и золотыми блестками игравших под водой карпов. Среди кустов и внизу у подножия пальм пели и свистели, порхали и важно расхаживали птицы с прекрасным переливчатым оперением. Одни из них — размером с палец ребенка, другие огромные, гордо раскрывавшие веером свой яркий, нарядный хвост.

К одной стене сада примыкал павильон. На полу его были разложены тюфяки, набитые хлопком. Они предназначались для путешественников и паломников, однако прежде, чем мы отошли ко сну, к нам явились смуглые девушки с глазами газелей, закутанные в розовые и изумрудно-зеленые шелка. Они принесли нам пиалы с рисом и приправленными пряностями овощами, а также пирожные с гашишем — наша доля в приношениях, доставшихся Ганеше. Девушек сопровождал небольшой оркестр. Музыканты играли на ребеках[10] и особых барабанах в виде горшков, девушки танцевали, звеня серебряными бубенчиками на руках. Гибкие, плавные движения, полные жизни и, должен признать, соблазна. Танцовщицы, особенно те из них, кто постарше, охотно подсаживались к понравившимся им гостям, вступали в легкую беседу, флиртовали и, если все слаживалось, тут же и отдавались на шелковых простынях, покрывавших наши тюфяки.

Глава пятая

Я проснулся на рассвете и позавтракал спелыми плодами манго и хлебом с пряностями — еду мне оставили возле тюфяка. Умывшись над мраморной раковиной, вделанной в заднюю стену павильона, я попрощался с храмовыми служительницами и двинулся вниз по широкому, усаженному пальмами бульвару в Императорский квартал. Вскоре я оказался во все более сгущавшейся толпе людей, спешивших на площадь. В центре площади было устроено каменное возвышение со стороной более чем в сто шагов и высотой в тридцать локтей. В граните, из которого была сооружена эта платформа, посверкивали зеленые кристаллы. Тонкие ткани и драгоценные камни украшали постамент, со всех сторон к нему крепились пока еще не зажженные факелы. По пути я разговорился с юношей, чья скромная одежда и бритая голова в сочетании с горделивым выражением лица навели меня на мысль, что я имею дело с только что посвященным жрецом какого-либо культа.