Королевы Иннис Лира - [56]

– Успокойся. – Марс присел и положил руку на горячий лоб мальчика. – Если хочешь говорить, то расскажи мне, как ты выжил и нашел информацию о диотанцах.

Раненый юноша с минуту смотрел на Моримароса, затем прошептал что-то, чего правитель не понял, а потом кивнул себе или чему-то, чего Моримарос не мог видеть.

– Я – маг, – произнес он.

Удивленный Марс ждал. Возможно, воин находился в бреду или, может, речь шла о некоем лирском понятии. Когда-то в Аремории были маги, но сейчас они все исчезли.

Лис кашлянул, и появился целитель с водой. Мальчик выпил, поморщился и произнес:

– Меня ранили, и поэтому я пошел к деревьям за помощью, мой господин.

– К деревьям?

– Они слушали меня, а я – их, – сказал Лис. Его глаза загорелись. – Они говорили не так, как леса, к которым я привык, но предложили мне утешение, подобно своим лирским собратьям.

Мальчик что-то еще прошептал, и на этот раз Марс распознал какое-то шипение: молитву для погибших в Иннис Лире, фрагмент благословения, вырезанный в древних звездных часовнях в Лионисе. Земная вера была в основном истреблена в Аремории, но первоначальные здания сохранились, хотя они и имели в основном государственные или декоративные функции. Марс много читал о магии и земных святых, когда был молод, и все еще любил древние романы.

– Язык деревьев до сих пор существует, – заметил он.

Лирский воин кивнул:

– Я попросил деревья спрятать меня, милорд. Они защищали меня, спасали, подавали воду, держали меня в своих корнях под землей, пока я не исцелился, а потом диотанцы разбили лагерь прямо надо мной. Я был в центре, уже за линией фронта, и деревья помогали мне держаться в тени, а ветер дул, чтобы заглушить звуки моего движения. Именно так я и нашел палатку командира, его карты, приказы и письмо от его короля.

– И его подштанники, – сказал Марс.

Лис лукаво улыбнулся.

Король Аремории изучал мальчика, назвал его Лисом, поддразнивая, и задался вопросом, почему судьба дала ему такое имя – Лис.

Марс спросил:

– Как думаешь, ты сможешь это повторить?

Мальчик пристально посмотрел. Его губы – сухие, потрескавшиеся и нуждающиеся в лечении – приоткрылись.

– Это, и даже больше, с помощью земли и корней, – пробормотал он.

– Хорошо, – Марс положил руку на здоровое предплечье Лиса. – Приходи в себя и потом возвращайся ко мне.

Марс встал, намереваясь уйти.

– Ваше высочество, – неожиданно произнес Лис, – вы… мне верите?

Марс поднял бровь и спросил:

– А как иначе?

– Я… – начал было мальчик. Его веки трепетали. Лису требовались еда, отдых, время исцелиться. – Я не привык, чтобы меня слушали.

– Из-за твоего происхождения?

– И благодаря звездам, под которыми я родился, – ответил Лис. – Они…

– Остановись, – резко прервал его Моримарос. – Мне плевать на твою карту рождения. Меня волнует, кто ты такой, что делаешь сейчас и что уже сделал. Особенно я забочусь о том, что ты будешь делать дальше. Уже на моей стороне.

Лихорадка или слезы сделали глаза воина стеклянными. Он попытался сесть, и Марс снова пристроился, мягко прижимая мальчика к себе.

– Я вижу, кто ты такой, Лис Бан. Вылечись, а потом приходи ко мне.

– Да, – прошептал Бан, кивая. Слабый вздох вырвался из его груди, шурша, как ветерок в зимней траве. Марс выбежал из больничной палатки и вернулся под солнце. Нованос проследовал за ним.

Марс тихо зашептал, точно так же, как Бан, и задался вопросом, как бы это выглядело, если бы Моримарос сам захотел поговорить с землей.

И король Аремории спрашивал себя, ответят ли ему ветер, небо и корни Аремории.

Элия

Возможно, это инстинкт будил Элию каждое утро до рассвета, а затем выгонял ее из роскошной постели во дворце Лиониса и заставлял усаживаться на крепостной стене западной башни и смотреть, как звезды исчезают и умирают.

С этой вершины Элия могла видеть всю долину Лиониса. Восходящее солнце отражалось в водах большой, широкой реки, золотило ее медленное течение. Река вилась по городу, золотая под горками и паромными лодками, под баржами, под узкими и отполированными пассажирскими лодками и большими королевскими артиллерийскими кораблями. Столица раскинулась белым и серым по обоим берегам, поднимаясь с извилистых мощеных улочек и узких террас на крутых холмах. Ее называли жемчужиной Аремории. Столица блестела на солнце, как раковины и губы морских моллюсков, выстроенная в основном из мела и бледного известняка, с розовыми коралловыми крышами и сланцевой черепицей.

На вершине отвесных меловых утесов, отрезанных от внутреннего отвода реки, был королевский дворец. Его внешняя стена поднималась высоко и мощно, и была увенчана блестящими белыми зубцами, словно массивная зубастая челюсть, готовая проглотить то, что внутри, целиком. Пять башен, поднимающиеся высоко и поддерживаемые элегантными изогнутыми контрфорсами, обозначали края главного здания. Стеклянные окна подмигивали розовым светом, и тени скользили по голубым крутым крышам. Дворы и сады создавали уголки уединения, наряду с небольшими серповидными балконами, цепляющимися за бледные стены.

Каждое утро Элия смотрела в сторону Иннис Лира, когда солнце стирало звезды, и каждое утро ей хотелось заставить себя повернуть в другом направлении. Рассветный ветерок с реки охлаждал ее запястья и обнаженные пальцы, выдувал локоны волос из косы, которую она заплетала на ночь. Эта башня, казалось, была сейчас ближе к небу, чем когда-либо, хотя когда-то Элия посещала Гору Зубов с отцом и сестрами самой длинной ночью. Там, в окружении зубчатого камня и льда вдоль узкого пути пилигримов, под снегом и низкими облаками, Элия почувствовала, как небо опускается ей навстречу. Гэла морщилась, чтобы показать горе свои зубы, а Риган даже взвывала от ее мощи. Король Лир декламировал звездные поэмы, в то время как его младшая дочь плакала в немом изумлении.