Королевство душ - [5]

Я вижу отца – он последним вошел в круг, – и мое сердце радостно бьется. Он высокий, гордый и светится магией ярче любого эдама, кроме бабушки. Отец стоит на облаке со своим традиционным посохом в одной руке и костяным ножом в другой.

Он – почетный эдам Аатири, поскольку не живет со своим народом, но никто не отрицает, что отец является одним из самых могущественных колдунов.

Я не настолько глупа и не верю, что стану такой же талантливой, если… когда… моя магия придет. Но вид его наполняет меня гордостью.

Мулани идут последними. Они живут ближе всего к Храму Хеки.

Именно женщине из народа Мулани Хека открыл свое присутствие, когда впервые спустился со звезд тысячу лет назад. Теперь вождь Мулани служит его голосом. Это место принадлежало бы моей матери, если бы она не ушла из племени без оглядки. Когда ей было всего четырнадцать, племя назвало ее своим следующим вождем и эмиссаром Хеки, потому что она проявила поистине невероятные способности.

И вновь, мне никогда не достичь такого. Что не умаляет моих желаний.

В отличие от колдунов других племен, среди которых могут быть и мужчины, все колдуны Мулани – женщины. Я закрываю глаза перед вспышками света, которые всегда появляются, когда они входят в священный круг. Сукар вполголоса ругается, потому что слишком увлечен, чтобы себя контролировать. Судя по вздохам вокруг меня, не он один. Когда их ауры остывают, колдуны Мулани встают лицом к толпе. У них широкие плечи, пышные тела, кожа от темно-коричневой до алебастровой. Мои янтарные глаза и цвет кожи явно передались по материнской линии, в то время как стройной фигурой я пошла в народ Аатири.

– Я говорю от имени Хеки. – Слова вождя Мулани эхом отдаются в долине, заставляя всех замолчать. – Я говорю от имени матери и отца магии. Я говорю от имени того, кто отдал нам самого себя, в то время как ориши удерживали магию от смертных. Я говорю за того, у кого нет начала и конца.

Вождь Мулани – двоюродная сестра моей матери. Это ее голос звучит сейчас так властно. Почти так же властно, как у моей матери: Арти говорит тихо, но пользуется таким же уважением во Всемогущем королевстве, как и ее двоюродная сестра в племенных землях. Я пытаюсь убедить себя, что меня не беспокоит отсутствие матери. В конце концов эта ситуация не так уж отличается от того, как обстоят дела дома. Она проводит большую часть своего времени во Всемогущем храме, где она и Провидцы служат оришам. Когда моя мать покинула племенные земли, она приняла богов Королевства.

В детстве я умоляла маму проводить со мной больше времени, но она и тогда была очень занята. Всегда занята, всегда недоступна, всегда несчастна – особенно по поводу отсутствия магии. Обида эхом отдается в моей груди. Если честно, часть меня все еще хочет, чтобы между нами все было по-другому.

– В течение тысячи лет Хека приходил к нам вместе с Кровавой Луной, – говорит вождь Мулани. – Так будет и впредь. В эту ночь мы все вместе молимся ему, чтобы он мог проявить благосклонность к нашему народу. Мы разделим с ним наши ка, чтобы он мог заглянуть в наши души и судить нас справедливо.

Мое сердце бьется чаще в предвкушении. Каждый год дети – от самых маленьких до шестнадцати лет – получают свои силы после визита Хеки. В этом году должна быть моя очередь – я еще не слишком стара, и пока еще не слишком поздно. С магией мои двоюродные братья перестанут смотреть на меня так, будто я им не родственница.

С магией моя мать наконец-то будет гордиться мной.

После того как вождь Мулани произнесла свою речь, начинается танец. Все тридцать пять колдунов двигаются вокруг костра, напевая мелодию – каждый на своем родном языке.

Их песни превращаются в запутанную музыку, странную и прекрасную одновременно. Церемония будет продолжаться еще несколько часов, и барабанщики отрегулируют свой темп, подстроятся под движения Эдама.

Еще дальше от священного круга вспыхивают костры – прямо между палатками. Запахи алкоголя и жареного мяса наполняют воздух. Люди передают деревянные миски через толпу. Одна из них доходит до меня, и я делаю вдох, который обжигает мне нос. Я не успела совладать с собой и закашлялась.

– Казалось бы, ты должна была давно привыкнуть к кровяной настойке, – самодовольно говорит Сукар.

– Лучше приму ее в следующий раз, – говорю я, пихая миску ему в руки. Он смеется и делает огромный глоток.

Кто-то сует мне в руки еще одну миску, и я чуть не роняю ее, когда мой взгляд падает на бабушку. Она нарушила строй и вышла из священного круга. Теперь она возвышается надо мной, и у меня перехватывает дыхание. Ни один эдам никогда не выходил из круга во время танца.

– Пей, Маленькая Жрица.

Ее голос разносится тайным ветром, громким и ясным, несмотря на шум толпы. Раздаются проклятия, в наши стороны бросают злые взгляды. Обычно меня так ласково называет Оше – однако в словах бабушки есть особая сила. Она смотрит на меня, с надеждой и сомнением изучая мое лицо.

Я не жрица. Я только разочарую ее.

Не в силах отказаться, я делаю глоток. Жар пробегает по моему языку и стекает вниз по горлу. Меня пронзает вкус трав, металла и гнили. Я сжимаю живот, чтобы сдержать рвотные позывы. Бабушка кивает, берет миску и передает ее Сукару, который с трудом сглатывает жидкость.