Королевство белок - [67]

Он несколько раз виделся с Ирицей в саду своего замка. Лесовица чувствовала его потустороннюю силу и боялась. Однажды Князь явился ей в блеске нечеловеческой красоты. Ирица в смятении вгляделась в прекрасное и правильное лицо, в высокую, стройную фигуру. Такой симметрии не видала она ни у людей, ни в природе.

— Ты должна полюбить меня, лесная пряха. Может быть, в этом разгадка пробуждения твоей души, а не в одном том, что человек дал тебе имя? Скажи, чего нет во мне, что есть в нем? Какой еще облик я должен принять, чтобы ты видела: я во всем превосхожу его? Твой Берест — мотылек-однодневка, даже если бы я отпустил вас обоих на волю, и вы стали бы жить вместе, через три десятка лет твой муж превратился бы в седого дряхлого старика.

— Отпусти нас на волю! — с мольбой воскликнула Ирица.

Князь Тьмы оборвал ее стремительным жестом:

— Молчи! Сейчас или потом, я овладею этим миром. Признай хозяина, земнородная тварь, маленькая богиня лесной травы! Когда я зову тебя, ты должна идти на мой зов. Ирица! — вдруг властно воскликнул он.

Этот возглас был холоднее вьюжного ветра. Ирице почудилось, еще немного — и стужа погубит ее, как заморозки губят по осени еще не увядшую траву.

— Нет! — крикнула она и отвернулась, отступила, только бы не смотреть в его глаза. — Оставь меня! Не трогай… оцарапаю!

Мертвенно прекрасное лицо Князя Тьмы возникло перед самым ее лицом. Его ладони крепко сжали ее плечи.

— Ирица! — снова позвал он. — Отныне я даю тебе имя!

«Нет, не ты, а он!» — подумала лесовица… Князь почувствовал, как она обмирает в его руках. Время для Ирицы перестало идти. Ей чудилось, что над ней воет вьюга, а сама она спит мертвым сном под тяжелым сугробом, и до весны бесконечно далеко. Вот-вот, и она забудет, что она Ирица. Из последних сил она старалась не забывать. Ведь когда придет лето, она снова возродится на поляне в лесу. Только Берест останется один, в плену…

Во мраке проблеском мелькнуло воспоминание. Они с Берестом сидели на скошенной траве на лугу, коса лежала неподалеку, и рубашка Береста была мокрой от пота. Он отдыхал. Ирица подала ему кувшин молока. «Ты хочешь, чтобы я в твоем доме жила… не в лесу? И тогда ты не женишься на другой?». Берест напился из кувшина, поставил его на траву. Взял ее руку, поднес к своему лицу и прижался щекой к ее ладони…

Все деревья в саду давно облетели. Неубранные листья у их корней были присыпаны снегом. Князь медленно, точно в глубоком раздумье, опустил лесовицу на землю. Она неподвижно, как мертвая, лежала у его ног, и даже старая слива, к корням которой бессильно склонилась ее голова, не могла вернуть ей жизненную силу.

Ирице и теперь, сквозь овладевающий ей зимний сон, было так жаль Береста, что слезы катились по щекам из закрытых глаз. Она во тьме искала душу своего мужа, чтобы успеть попрощаться и утешить его.

…Падал редкий снег. Берест дрожал от холода. Его приковали к столбу на площади в одной нижней рубашке. Он был наказан, а наказания для рабов простые: смерть за все. Мимо площади ходили на работы и обратно невольники из бараков. На устрашение другим Береста поставили к столбу, а снимут уже мертвеца. Еще вчера он не знал, что утром окажется в цепях у столба. Снежинки путались в волосах, таяли на лице, текли за воротник и по груди под рубашкой.

Тучи только собирались, когда утром он вышел на ристалище, на поединок с прославленным Нейвином. Его вызов сам собой приравнял Береста к лучшим. Но Снодрек приуныл, и вся пятерка пала духом.

— Нейвин тебя убьет, — прямо сказал вожаку Снодрек.

Берест повел плечом:

— Раньше смерти не умирать. В бою всегда неровен час, там посмотрим…

Он слышал, что надежды у него мало. Но ведь и правда в схватке неровен час, не угадаешь, как оно повернется. Главное, не будь дураком, слабаком или неумехой…

Но утром все сложилось иначе. Нейвин ждал Береста на ристалище. Он хотел испытать: неужели раб, просто сильный и здоровый человек, научившийся владеть оружием, в силах одолеть его — прославленного, посвященного воина?

Распорядителем боя вместо Нейвина был его старший надсмотрщик. Он дал знак к началу.

Но Берест бросил под ноги меч:

— Моя жена умирает. Я не буду драться.

Ночью ему приснился осенний лес: сырая, серая осень. Уж не ее ли это и лес, не та ли поляна, где Берест впервые увидел лесовицу? На ветвях кое-где еще держатся последние намокшие от поздних дождей листья, трава пожухла.

Во сне Бересту чудилось, что это все наяву. Он снова бежал с каменоломен, спасался от погони, прислушивался к лаю собак. Ирица возникла перед ним в зарослях ольшаника, позволила себя увидеть. Она была похожа на увядший стебель травы. Берест вспомнил, как говорил: «Травинка ты лесная». Зеленые глаза лесовицы кажутся совсем темными, взгляд потух. На ней нет ни одного украшения из ягод или коры, которые она так любила. Светлые, как пенька, длинные волосы распущены. И голос еле слышен, как будто она собирает последние силы, чтобы сказать:

— Берест, бедный мой, для меня наступает зима. Не бойся за меня. Придет лето, трава ирица войдет в силу, и я опять встану из нее. А ты остаёшься один, милый… Я не хочу тебя забывать. Ты мой муж. Ты дал мне имя. Мне было хорошо с именем — и с тобой.