Королевство Бараглаф - [45]

Он остановился, молча разглядывая ее. Норка тоже смотрела на него. Молчание затягивалось и девушка забеспокоилась.

— Акулья Наживка? — прошептала она; когда он не отозвался, она позвала. — Антрин…

— Значит, они рассказали тебе, — произнес он, наконец. — И не спрашивай меня: «О чем?»

— Я больше никому не говорила, — сказала она. — Даже Ослу. Так что это все еще секрет.

— Ты понимаешь, почему это так важно? Подумай о Цитанеке.

— Ты не хочешь, чтобы тебя использовали, — просто сказала Норка. — Я могу это понять.

— Когда я был ребенком, мой отец внушал мне, что я должен помнить, кто я такой. «Антрин, — говорил он мне. — Ты должен доказать, что достоин той крови, что течет в твоих жилах». Но голубая кровь приносит мне только беды. Из-за нее интриганы видят во мне либо орудие в своих руках, либо угрозу, а подхалимы называют меня хозяином. И всегда — всегда! — моим друзьям грозит несчастье. Прошлой ночью — о, боги! Прошлая ночь была ужасна. Я думал, Норка, что тебя уже нет, что Ажер убил тебя. Я начал эту войну Гильдии. Киса видела, как тебя похитили, но Хижану об этом сказал я. И все это время я думал, что мне надо бежать, спрятаться — ты расскажешь Ридеву про Акулью Наживку, и он вспомнит Антрина, и тогда все мои попытки разделаться с прошлым будут напрасны. Но я не мог этого сделать; не мог сбежать. — Свет лампы прыгал, потому что он не мог совладать с дрожью. — Я думал, ничто не имеет для меня такого значения, как свобода — жизнь по своим собственным законам. Я думал, что избавился от всех опасных сантиментов. Но я остался таким же беспомощным, как и раньше. — Он вдруг поднял голову и повернулся, прислушиваясь. На его шрам упала тень, и он стал вдруг невероятно молодым и очень уязвимым.

— Что причинило тебе боль? — выдохнула она. — Кого ты потерял?

Он посмотрел на нее, но в его глазах ничего нельзя было прочесть.

— Как ты это угадываешь? — спросил он в отчаянии. — Неужели я настолько прозрачный? Он был не очень важной фигурой, мой кузен Ихав. Но кто-то воткнул ему стилет между ребер только потому, что он кому-то не понравился. После его смерти я поклялся, что меня не будут использовать, что я сделаю что угодно, чтобы сохранить свою независимость и скрыть свое имя.

— Это я могу понять, Акулья Наживка, если только ты не поклялся больше никогда ни о ком другом не заботиться.

— Привязанность, — сказал он горько, — только ослабляет человека.

— Нет, Акулья Наживка, ты ошибаешься. Привязанность делает сильнее.

Акулья Наживка молчал так долго, что Норка засомневалась, заговорит ли он вообще когда-нибудь. Потом он спросил очень тихо:

— А к чему ты так привязана, моя милая воришка, что делает тебя сильнее?

Норка засмеялась.

— Мои друзья. А ты о чем подумал?

Акулья Наживка отвернулся:

— Я не знаю. Поэтому и спросил.

* * *

Филин прервал чтение, держа указательный палец на следующем слове, и взглянул на Цитанека.

— Боги проводят слишком много времени в спорах.

Цитанек усмехнулся:

— Совсем как Дома Советников.

— Но это же пустая трата времени, да и рассказ замедляется. Я видел Песнь Песней о Сотворении Мира в постановке бродячего кукольного театра, было гораздо забавнее.

— Разве тебе скучно? И это после того, как я поздравил тебя и нашел что-то поинтереснее «Трактата о травах и их свойствах»?

— Это гораздо лучше, — признал Филин, — но мне хотелось бы поинтересней. Ничего, не обращай внимания. Многие говорили, что мне трудно угодить.

— А я слишком снисходителен к тебе, — отозвался, Цитанек. — Надо было принести с собой кнут и щелкать им.

Но не успели они вернуться к занятию, как вошла Миледи Исива в сопровождении Элхара. По тонким чертам ее лица нельзя было понять, что у нее на уме, а вот Элхар явно был разгневан. Филин сидел очень близко к Цитанеку и услышал, как тот встревоженно вздохнул.

Исива посмотрела на этих двоих сверху вниз. Ее ярость проявлялась лишь в судорожных движениях левой ладони.

— Где воровка, Цитанек? — спросила она, наконец, чуть более выразительнее, чем если бы спрашивала о погоде.

— Воровка? — повторил он непонимающе.

— От Ажера, — подгоняла она его.

— А, эта девушка. Я ее отпустил.

Элхар что-то прорычал нечленораздельно, но Миледи усмирила его, пригрозив пальцем. Ее чуть приподнятая бровь заставила Цитанека продолжить:

— Это же было совершенно ясно: Ридев хотел, чтобы вы проделали за него грязную работу. И она не могла знать ничего полезного, иначе он бы с ней ни за что не расстался.

— Ридев известен своей щепетильностью, — холодно сказала Миледи.

— Он применял силу: я видел следы ожогов, — спокойно ответил Цитанек. — Миледи, очень вероятно, что Ридев хотел использовать девчонку, чтобы вас смутить. Скажите мне: как вы узнали о ее существовании? Он спросил вас о ней при людях?

Она молчала, обдумывая все это.

— На Совете, — ответила она. — Он спросил, удалось ли мне узнать что-нибудь полезное у Норки.

Филин с трудом сдержал волнение. Норка? И Ридев? И ожоги?

— Может быть, — добавила она с сомнением, — ты и вправду действовал в моих интересах.

— Она была нужна мне! — взорвался Элхар. — Она была единственной нашей ниточкой к убийце Цифы. Ты не имел права отпускать ее!