Королевское зерцало - [65]

— Нет. Через несколько лет Харальд посылал к нему гонца и просил вернуться. Обещал большие почести и самое высокое положение в стране.

Но Халльдор ответил:

— Я никогда не вернусь к Харальду. Я слишком хорошо его знаю и понимаю, что за высокое положение он мне сулит. Если я попадусь к нему в руки, он повесит меня на самой высокой виселице, какую сумеет построить.

— Думаешь, отец повесил бы Халльдора?

— Нет. Думаю, на этот раз он был искренен, но ему пришлось пожинать плоды того, что он столько раз поступал бесчестно.

Миновало несколько дней, прежде чем Олав пришел опять.

Эллисив не хватало его, но, узнав Олава ближе, она понимала: если он не приходит, значит, есть на то причины.

Олав пришел в Первый день лета.

— Я думал о Магнусе, — сказал он. — О моем брате.

— И что же ты о нем думал? — спросила Эллисив.

— Он живет дома, в Норвегии, и почитает за благо во всем походить на отца. Может быть, даже собирается отомстить за него.

— Вполне возможно.

— Нельзя поручиться, что он из мести не поведет людей на новый Станфордский мост.

— В ближайшее время ему не удастся собрать достаточно большое войско. Да и кому он станет мстить, ведь Харальд сын Гудини пал в битве?

— Это все так. Но я не уверен, что из Магнуса получится хороший конунг, из отца ведь не получился. Я думаю, что править надо не так, как правил отец. Главное, стараться быть справедливым, а не жадным. И мирно заниматься торговлей.

— Твой отец тоже призывал людей к мирной торговле. Недаром он построил новый торговый посад — Осло.

— Да. Кое-что он сделал. — Взгляд Олава был устремлен на писчие принадлежности Эллисив — она как раз писала, когда он пришел.

— Я начинаю думать, что самое правильное отправиться сейчас в Норвегию, — сказал он. — Меня удерживает только одно: я не хочу враждовать с Магнусом.

— Зачем же враждовать? Нужно найти людей, которые помогли бы вам заключить такой договор, какой устраивает вас обоих.

— Я не смогу править вместе с ним, как отец правил с Магнусом сыном Олава.

— Тогда трудно тебе придется: ты не хочешь ни враждовать с братом, ни править вместе с ним, — сказала Эллисив. — Однако если ты поедешь в Норвегию, то только затем, чтобы стать конунгом?

— Да. Иначе мне там делать нечего.

Эллисив задумалась.

— Я знаю человека, который дал бы тебе добрый совет, — сказала она наконец. — И оказал бы тебе поддержку, если бы ты вернулся домой. Это епископ Бьярнвард. Он был назначен епископом всей Норвегии, но живет в изгнании в Исландии. Думаю, тебе не пришлось бы посылать за ним гонца дважды.

Глаза у Олава загорелись.

— После того как епископ Тьодольв так унизил тебя, мне бы хотелось вернуться в Норвегию с епископом, который занимает более высокое положение.

Эллисив не ответила, стараясь собраться с мыслями. Она уже свыклась с возможностью вернуться на Русь, но теперь Олав заговорил о Норвегии. Придется ждать, пока он сам остановит на чем-то свой выбор. Возможно, не так уж плохо вернуться в Норвегию вместе с Олавом.

Эллисив не стала говорить об этом, а продолжила свой рассказ.

Прошло четыре года. Харальд не приезжал.

Но на Сэле время бежало удивительно быстро.

Когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что времена года сменялись там так же часто, как прилив и отлив.

И вот однажды — был погожий осенний день, я только что выкрасила шерсть и раскладывала ее сушиться у стены дома — передо мной появился Харальд. Его корабли пристали с другой стороны острова, и он пришел оттуда один.

Харальд огляделся.

— Я вижу, у тебя все в порядке, — сказал он так, словно мы расстались месяц назад.

— Спасибо. Как видишь.

— Ты пригласишь меня в дом?

— Охотно, — ответила я. — Только, надеюсь, ты позволишь мне сперва разложить шерсть? Она испортится, если оставить ее в куче.

Он засмеялся.

— Ты верна себе, — сказал он. — Ну кто еще дерзнет заявить конунгу, чтобы он подождал из-за какой-то шерсти?

— У тебя ко мне дело? — спросила я, торопясь покончить с шерстью.

— Нет, — ответил он. — Просто захотелось посмотреть, как ты живешь.

Я промолчала.

— И поговорить с тобой, — добавил он, как будто между нами ничего не случилось.

Харальд провел у нас почти две недели и, будь уверен, говорил достаточно. Теперь мне кажется, что он вообще не умолкал ни на миг.

Он рассказывал о походах и битвах, о победах и поражениях, и мы сами не заметили, как стали беседовать с ним, словно в давние времена.

Я, конечно, как и прежде, говорила ему откровенно все, что думаю.

Иногда он украдкой поглядывал на меня.

— Твоя речь слаще не стала, — сказал он.

— Я об этом много думала. По моему разумению, тот, кто боится сказать тебе правду в глаза, любит себя больше, чем тебя.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что любишь меня?

Он был удивлен.

— Ты угадал, — ответила я.

— Тогда бы тебе следовало быть поласковее, когда я в последний раз был у тебя в постели.

— В моей постели тебе нечего делать, пока ты называешь Тору королевой.

— Странная у тебя любовь.

Он уехал, но той же осенью снова приехал на Сэлу.

Ему снова захотелось поговорить со мной. Теперь он расспрашивал, что я думаю о том, о другом, и я отвечала, как могла.

Один раз мы даже поссорились.

Но в самый разгар перепалки он вдруг рассмеялся.