Королевское зерцало - [67]

Но с годами пришли и другие чувства — дружба и новая, неведомая прежде нежность. И с ними — покой.

Я считала, что знаю Харальда. Мне были известны все его недостатки, он уже ничем не мог разочаровать меня. Однако теперь я узнала и собственные недостатки. Я была рада, что Бог завещал нам прощать, а не судить друг друга. Я восприняла как дар, что могу прощать Харальду, принимать его таким, каков он есть.

Я не питала надежд, что наши отношения когда-нибудь переменятся. Мне казалось, что для этого он слишком упрям. Да и я тоже не могла уступить ему.

К тому же я не была уверена, что хочу перемен. После первых тяжелых лет мне было хорошо на Сэле.

Однажды я сказала Харальду, что люблю его, и он время от времени напоминал мне об этом, особенно если я осуждала его поступки.

— Я не верю тебе, — сказал он как-то. — Ты часто упрекаешь меня за то, что я предал разных людей. Я дал тебе столько поводов для неприязни ко мне. Как же ты можешь любить меня?

И тогда я решила объяснить ему, что было в моей душе раньше и что теперь. Не знаю, какая сила заставила меня — видно, все то же мое неуемное правдолюбие; однажды оно заставило меня обвинить Харальда в убийстве Магнуса.

Я рассказала ему все о своей жизни на Сэле в первый год и о людях, которые помогали мне. Я призналась, что тосковала по нему и тоскую до сих пор. Сказала, что знаю его со всеми его пороками: вероломством, мелочностью, мстительностью. Но за минувшие годы я поняла, что и сама небезупречна. Мне надо бороться с собственным несовершенством, и я не вправе быть ему судьей. Как могла, я объяснила ему, что люблю его, несмотря ни на что, люблю как мужчину, супруга и человека.

Но при этом я сказала, что мне понравилось жить на Сэле и я желала бы здесь остаться, он ошибется, если подумает, что я прошу его забрать меня с собой.

Просто мне хотелось раз и навсегда ответить на все его вопросы.

Харальд выслушал меня молча. Я ждала насмешек, язвительных замечаний, но их не последовало.

Он только сказал очень тихо:

— Елизавета, мне кажется, тебе пришло время вернуться домой. Я отошлю Тору.

— Ты смеешься надо мной!

— Нет, не смеюсь, — серьезно сказал он.

— Даже если и так, едва ли я гожусь в королевы при твоем пышном дворе. — И я показала ему свои натруженные руки.

Мне вдруг стало страшно.

— Оставь меня здесь, Харальд! — взмолилась я. — Я дорого заплатила за свой душевный покой. Ты говоришь, что хочешь вернуть меня домой. Но теперь мой дом — Сэла.

Некоторое время он молча смотрел на меня.

— А когда-то ты говорила, что твой дом там, где я. И в горе, и в радости. Помнишь?

Я кивнула:

— Мы тогда только приехали в Норвегию, у нас не было дома, и мы кочевали по всей стране..

— Я всегда помнил твои слова. А ты о них не забыла? — Я уже давным-давно не видела у Харальда таких глаз — они излучали тепло.

Он взял меня за руку, и во мне вспыхнуло желание — словно огонь коснулся хвороста.

Я опустила глаза. Опасалась, что взгляд выдаст меня.

— Почему ты не смотришь на меня? Боишься?

— Харальд! — взмолилась я снова. — Не нарушай мой покой!

— Не стану неволить тебя, — сказал он. — Но подумай хорошенько. Я вернусь, как только смогу.

Одно ты должна знать, — прибавил он после недолгого размышления:— Все эти четыре года, что меня здесь не было, я пытался забыть тебя. Но мне это не удалось.

Он уехал, это было весной перед его большим походом на Данию и победой над Свейном в битве у реки Ниц.

Я узнала, что он взял с собой в поход Тору, и выбросила из головы его слова. Решила больше не думать об этом и рада была вернуться к привычной жизни.

А Харальд — видно, чувства его хватило ненадолго: стоило ему уехать, и они потеряли над ним власть.

Я даже не знала, вернулся ли он из Дании, когда к Сэле неожиданно подошел корабль конунга, это было в день Михаила Архангела.

Я сразу поняла, кому принадлежит корабль. Таких больших кораблей я еще не видела, голова дракона сверкала золотом.

Бросив якорь недалеко от берега, корабль закачался на волнах. Харальд добрался до суши на лодке и один пришел ко мне.

— Я отослал Тору, — сказал он, как только поздоровался.

— Навсегда? — невольно вырвалось у меня.

— Я знаю, что тебе трудно верить мне, — ответил он. — Но у меня на борту есть священник. Если хочешь, я позову его и своих самых знатных мужей и в их присутствии на раке святой Суннивы дам клятву, что ты, и только ты, моя жена. Поедешь тогда со мной?

Я колебалась. Чего у меня не было в тот миг, так это радости.

— Не знаю, — ответила я.

Мы стояли возле моего дома.

Он сел на камень, и я, не задумываясь, села на землю возле него, — Святославов корень! — сказал он. На этот раз в его голосе не было ни горечи, ни презрения. Он только покачал головой:— Я приехал к тебе. Я отослал Тору, пусть ее родичи гневаются, сколько им угодно. Все знают, зачем я поехал на Сэлу, меня поднимут на смех, если ты теперь отвергнешь меня. Не удивлюсь, если бонды из Стада уже смеются. Это все люди сыновей Арни, они видят мой корабль у берега Сэлы и понимают, что конунг Харальд приехал свататься к своей жене.

И после всего этого, когда я прошу тебя поехать со мной, ты отвечаешь: не знаю!

Харальд! Харальд! — думала я. Ты мог бы спросить о моем решении до того, как явился сюда на лучшем корабле с половиной дружины. Но я промолчала.