Королевский путь - [61]

Шотландия была во власти пресвитерианской Церкви. Взывая к противостоянию дьяволу, а дьяволом был каждый, кто не согласен с Джоном Ноксом, у него была масса возможностей подтолкнуть шотландцев к мятежу. Своим «Гласом трубы» он сказал всему миру о презрении к женщине у власти. Правда, сейчас Елизавета обещала сделать много хорошего для Джона Нокса, и он уже пожалел, что не был осторожен с этим своим произведением. Он был труслив и потому осторожничал. Он верил, что Господь говорит его устами, и считал, что должен беречься, коль ему выпало такое. Поэтому, когда возникала хоть малейшая опасность, он нередко скрывался в Англии.

— Все в руках Господа… Я вернусь, чтобы служить Господу, — частенько приговаривал Нокс, отсиживаясь в Англии.

В его отсутствие люди начинали сомневаться в нем, но, увидев снова этого фаната с торчащей бородой, разметанной по груди, и послушав его разглагольствования, они опять верили его словам и в его святость.

— Вы слушали последнюю проповедь Нокса? — спрашивали друг друга люди.

Конечно, они слушали. Они просто не могли пропустить такого события.

…Нокс сидел напротив королевы, как когда-то сидел напротив ее матери, вещая о дьявольском отродье и приходе сатаны, имея в виду королеву… Когда умирала мать Марии, он не замолвил ни одного ласкового слова о ней перед Богом… Она умирала от водянки, а он провозглашал в своем приходе:

— Ее живот и отвратительные ноги начали пухнуть. Совсем скоро Господь заберет ее в мир иной.

Разве не он откровенно радовался в пресвитерианской Церкви, когда она скончалась? Разве не он расхохотался, прослышав о смерти мужа Марии?

— Его ухо сгнило! — вопил он. — Это месть Господа. Он уничтожил ухо, не пожелавшее слушать Его!

Французы, которые оказались в замке, улыбались, а Марии было не до смеха. Этот человек путал ее. Она взглянула с надеждой на брата Джеймса и графа Мэйтленда. Но ведь, едва появившись в этой стране, она сказала, что не отречется от своей веры. Она католичка и останется ею. Она лишь хотела, сказала она, призвать этого человека быть терпимее.

Граф Джеймс покачал головой. Он уже решил, что сестра должна отдать ему и Мэйтленду власть над Шотландией. Они протестанты, но не как Джон Нокс. Религия не была для них смыслом существования, а лишь чем-то, что занимало их, когда не было дел, более важных. Они не сказали ни единого слова против, когда Мария решила, что хорошо бы отслужить мессу в собственной капелле…

А Марии хотелось обременять себя больше приятными вещами, нежели неприятными. Она вновь сдружилась с единокровными братьями Джоном и Робертом. Они были славными, веселыми юношами, немногим старше, чем она сама. Мария была даже немного влюблена в них обоих.

Из Лейта прибыли кое-какие ее вещи, и она с удовольствием расставила их в апартаментах замка отца. Были даже привезены разные музыкальные инструменты, и Двор теперь вечерами наслаждался музыкой. Под обожающие взгляды окружающих, включая д’Амвилля и Шателяра, Мария сама пела и танцевала.

Жители Эдинбурга были в восторге от красоты своей королевы. Люди, чьи жизни она спасла по дороге от Лейта до Эдинбурга, все время говорили о ее мудрости и были уверены, что она принесет счастье своей стране.

Нокс, со слов ее дядей и д’Амвилля, был смешон, и Мария не принимала его всерьез, пока не настало первое воскресенье ее пребывания в Холирудском дворце. В этот день она сказала, что хочет послушать мессу в капелле. Облаченная в черный бархат, в окружении четырех подруг, по дороге в капеллу она услыхала вопли.

Перед нею возник Шателяр и стал умолять ее не ходить и не смотреть, что происходит.

— Ваше Величество, у ворот дворца толпа. Их настроил против вас Нокс. Они клянутся, что в их стране месса служиться не будет.

Мария вспылила. А она-то собиралась пойти по пути мира с этими людьми…

— Толпа?! — вскричала она. — Какая толпа?

— Прихожане Нокса. Я умоляю вас, послушайте меня. Они очень недобро настроены.

— Я тоже настроена не по-доброму, — отпарировала Мария.

И тут она услыхала крики:

— Поклонение сатане! Смерть идолопоклонникам!

Флем и Сетон схватили ее за руки, но Мария с яростью оттолкнула их. И тут дорогу ей преградил Шателяр.

— Я не путцу вас, даже если рискую навлечь на себя гнев Вашего Величества.

Она оттолкнула его, но лишь только ринулась вперед, как увидала двух людей, которые вели под руки ее священника и раздающего милостыню. Их лица были в крови.

Она подбежала к ним.

— Что они с вами сделали?

Заговорил раздающий милостыню:

— Ваше Величество, это сущие пустяки, Они отняли у нас подсвечники и унесли с собой… Сейчас граф Джеймс разговаривает с ними.

Она заторопилась туда. К толпе, собравшейся у дверей в капеллу, обращался граф Джеймс.

Он приказал людям отступить от ворот замка. Под страхом смерти никто не должен приблизиться к капелле даже на шаг. Он поклялся, что, если кто-то рискнет прикоснуться к королеве или ее слугам, поплатится собственной жизнью.

Когда подошла Мария, настала тишина.

Джеймс обратился к ней:

— Молчи. Ступай прямо в капеллу, как будто ничего не произошло. Все должно быть хорошо.

В Джеймсе было что-то, заставившее ее послушаться. Дрожа от негодования, страстно желая все-таки вернуться к людям и объяснить, почему она идет за римской Церковью, она тем не менее послушалась брата. Он выглядел таким взрослым и мудрым, стоя там, перед толпой, со шпагой наготове.