Королевский гамбит - [19]

— Ты лучше по сторонам поглядывай, — уходя от темы, съехал на грубость Роберт. — Выскочит кто, костей не соберём… Что у тебя на радаре?

— Задавака… — фыркнула она и через пару секунд сообщила: — Всё чисто. Можно звать остальных.

— Подождём пока.

Некоторое время они двигались молча. Роберт изредка косился на машину напарницы. Надо же, девчонка, а гоняет в шутер. Не в «Семейку Льюис» гамится, не в какой-нибудь там симулятор «Дитя-неожиданности», а стреляет, бегает, сражается… И неплохо сражается, между прочим. А может, притворяется? Может, это вообще не девчонка, а парень? А что, бывает… Хотя нет, не похоже — голос звонкий, молодой, с девчачьим писком, настоящий, наверняка без преобразователя. Да и дуется всё время, и любопытная, как все девчонки… Да нет, определённо девка. Странная, но и только.

— Слышь, Синди, — окликнул её Роберт, — а ты вообще зачем здесь играешь?

«Акула» замедлила шаг.

— Не поняла…

— Чего тут непонятного? Ещё скажи, что тебе стрелять и бегать нравится. Я до тебя вообще девчонок в «Катакомбах» не встречал.

Синди будто задумалась.

— Не знаю, — наконец призналась она. — Нравится мне как-то. Здесь я не такая, как всегда. Здесь все не такие, как в жизни. Здесь никого не интересует, кто ты, как выглядишь, откуда, сколько тебе лет. А интересует только — сильнее ты или слабее, что ты за боец, а не какая у тебя мордаха, ноги или задница. Здесь настоящая свобода, здесь все равны.

— Равны… — хмыкнул Роберт. — Свобода… Чего тебе в жизни-то мешает с другими равняться? Ты что, афро, что ли?

Ответа не последовало — девочка умолкла и на этот раз молчала так долго, что Роберт грешным делом подумал, что она оскорбилась.

— Эй, ты чего? — не выдержал наконец он. — Ты обиделась, что ли? Синди! Ну?

— Меня зовут не Синди, — сдавленно отозвалась она вместо ответа, — а Синтия Чистая Вода. Что здесь имя, что ник, я не знаю. Я — дене. Навахо.

— Ё… — не сдержался Роберт. — Вот это да! Правда, что ли?

— Правда, чёрт бы тебя побрал! А теперь, белый мальчик, отвали.

— Погоди, не отключайся! — заторопился Роберт. — Ну чего ты? Я же не хотел, просто вырвалось. Я на самом деле Роберт, правда. Роберт Северцев.

— Китаец, что ли? — заинтересовалась она.

— Русский. В смысле, папка у меня русский. И дед… А что?

— Никогда не встречала русского.

— А я индейцев никогда не встречал, — признался Роберт и почувствовал, что краснеет самым глупым образом. Хорошо, хоть напарница не видит. — Значит, мир?

— Перемирие. А сколько тебе?

— Пятнадцать… скоро будет.

— А мне двенадцать.

— Не может быть! — опять невольно вырвалось у Роберта.

— Может, может, — ворчливо отозвалась она. — Я бы вообще тебя не спросила ни о чём, просто интересно стало. Ты первый, кто сумел меня так лихо побить. Я ж тогда едва не вылетела! До сих пор мурашки, если вспомню. Мне даже бонусов не хватило для починки.

— Да ладно, я сам со страху чуть не окочурился… А у тебя где компьютер стоит? В вигваме?

— В доме, дурак! У нас дом в Аризоне. А компьютер у меня, между прочим, старый, я ещё с клавиатуры играю.

— А-а… — понимающе протянул Роберт. — Вон что. Заметно. Ты с атакой запаздываешь. Я тогда ещё удивился, как так: «Акула», а от залпа увернуться не смогла.

— Вот гад, а! — угрюмо восхитилась Синди. — Да ты же мне в упор… А у тебя симстик?

— Ага. И перчатки. Только левая барахлит.

Оба посмотрели на приборные панели и одновременно остановились. Двум машинам, оказалось, тоже понадобилось «отдышаться»: датчики перегрева у обеих предостерегающе желтели.

— Постоим? А то несёмся как мустанги.

— Давай, — согласился Роберт и огляделся. — А тихо тут. И света нет. Дикий какой-то туннель.

— А! И ты заметил, как здесь всё реально?

— В смысле? — не понял он. — Что «реально»?

— Ну, по-настоящему, — терпеливо пояснила девочка. — Обычно в таких играх всё из элементов состоит: из кубиков, блоков, секций там разных…

— И тут так, — несколько неуверенно заметил Роберт.

— До двадцатых уровней, — сказала Синди. — А после сразу поменялось.

— Ну?

— Ага. Перекрытия, люки, телекамеры эти, двери, лифты… мусор на полу, обломки… Вроде ничего особенного, но я заметила. Мы, навахо, очень наблюдательные. — В голосе её послышались хвастливые нотки, она помолчала и, словно извиняясь, добавила: — Может быть, мне потому нравится играть во всё это, что навахо всегда много воевали.

— А другие индейцы что, не воевали?

— Другие тоже, но не так, — уклончиво ответила она. — А навахо даже во Вторую мировую в армии шифровальщиками работали. Все донесения на передовой переводились на язык навахо.

— Зачем?

— Вот чудак! Затем, что среди немцев и японцев точно не было навахо!

— А ты, значит, хочешь быть как они?

— Хочу не хочу, какая разница? — окрысилась Синди. — Всё равно делать нечего. Чем ещё заняться? Жрать пейот батон за батоном? Корзинки плести? Одеяла вышивать на сувениры? Растить маис, как старшие братья? Так мне рано ещё. Это мохавки по небоскрёбам скачут, им хорошо — они высоты не боятся. А ты видел хоть одного индейца в сенате? Или индейца-космонавта? Или, может, для нас особые игрушки должны делать? Мы и так живём, как в музее, но даже и так жить не дают. Прогресс, кричат, прогресс! Ага, прогресс… Прогресс уничтожил нас, похерил нашу культуру, превратил нас в машины. Я вот думаю иногда: эх, нам бы в ТЕ времена такие штуки, хотя бы парочку дерьмовых «Пардусов» в реале, мы бы этих белых ублюдков с их кораблями… а, чего там. Тебе не понять. Даже жаль бывает, что они, эти роботы, не настоящие.